Игорь Шагин - Белая полоса

Следующее судебное заседание состоялось после майских праздников. Судье удалось подсудимым, у которых не было защитника, назначить адвокатов от государства. Был рассмотрен вопрос, «на каком языке будет вестись процесс», и все подсудимые заявили, что на русском, — и прокурор начал читать обвинительное заключение. Было видно, что ранее он не держал обвинительное заключение в руках: путал числа, фамилии, пропускал слова и целые абзацы. И когда в клетке и по залу катился смех, судья его останавливала и раздражённо говорила:

— Соберитесь, прокурор!

А вместо словосочетания «предприятия “Топ-Сервис”» он беспрестанно читал «банда предприятий “Топ-Сервис”». И уже через некоторое время в зале перестали обращать внимание на его оговорки и смеяться.

Прокурору Солянику было двадцать четыре года. Он был переведён из прокуратуры г. Харькова в прокуратуру г. Киева и назначен прокурором на это дело. Возможно, это был его первый судебный процесс. Среди адвокатов, подсудимых и секретарей суда за прокурором Соляником основательно закрепилось второе имя — «Му-му». Также был второй прокурор, но за весь судебный процесс он в суд пришёл один раз на один час и ушёл.

Судья объявила обеденный перерыв, и подсудимые стали просить её разрешить их родственникам передать в клетку пакеты с бутербродами. Лясковская сказала, что написала письмо начальнику СИЗО-13, чтобы тот организовал доставку в суд питания (баланды). И что указание начальнику конвоя разрешить что-либо передавать в клетку она дать не может.

Тогда организацию питания подсудимым в свои руки взял Леонид Трофимов и «пошёл» договариваться с начальником конвоя. Леонид подозвал его к клетке и сказал, что если тот не будет брать у родителей подсудимых бутерброды, проверять и передавать их в клетку, то солдаты начальника конвоя будут его, Леонида Трофимова, на каждое судебное заседание и после каждого судебного заседания на руках носить из машины и в машину. Что он, Леонид, не сдвинется с этого места, потому что у него болит нога. Начальник конвоя, прапорщик Саша, посмотрел на Леонида Трофимова, понял, что он будет делать то, что говорит и что имеет в виду, и разрешил через солдат родственникам подсудимых передавать в клетку бутерброды.

Пять судебных заседаний подряд прокурор читал обвинительное заключение, которое состояло из 270 листов. На следующее судебное заседание был назначен вопрос об установлении порядка исследования доказательств.

Но суд снова не состоялся. Меня, как и других подсудимых, доставили в зал, где я первым делом подал ходатайство о звуковой записи процесса техническими средствами. Данная норма по ходатайству участников процесса была предусмотрена недавними изменениями в УПК, и судья не могла отказать в удовлетворении моего ходатайства, которое также поддержали подсудимые и их адвокаты (если бы это ходатайство подал не я, то подали бы его они).

— Шагин, может быть, обойдёмся без звуковой записи? — сказала судья Лясковская. — Тут протокол ведётся, и адвокаты, и я присутствую. И никто никого не собирается обманывать.

Лясковская смотрела на меня, и мне надо было что-то ответить. Я сказал:

— Ваша честь, это Вы такая добрая, хорошая и честная, но судьи бывают разные.

По занятым первым трём рядам в зале прокатился негромкий смех.

А Светлана Кондратович, сидевшая во втором ряду, сымитировала хлопанье в ладоши.

— Цыплят по осени считают, — ответила мне судья Лясковская. — А если Ваши болельщики не будут соблюдать порядок и тишину, — она посмотрела в сторону Кондратович, — то я их удалю из зала.

— Я настаиваю на проведении аудиозаписи, — сказал я.

— Я поняла, — ответила судья Лясковская, после чего объявила перерыв до тех пор, пока зал не оборудуют техническими средствами: клетку для подсудимых, столы адвокатов, судебных заседателей и судей — микрофонами, а стол секретаря — компьютером с устройством для записи дисков (DVD).

В СИЗО СБУ я больше не содержался в одной камере с Сашей Ефремовым. Не потому, что два медведя в одной берлоге не сидят или гусь свинье не товарищ, как иногда в тюрьме мотивировались разъезды, а потому, что я курил, а Саша — нет, и ему это действительно доставляло определённые неудобства. Я написал на имя В.Ф. Петруни заявление, чтобы меня отсадили от Ефремова, а также ходатайство с просьбой содержать меня по собственному желанию одного в камере. Петруня моё ходатайство удовлетворил. Но на обходе сказал, что один я буду содержаться недолго, ибо по требованию Европы и «Конвенции о защите прав человека и основных свобод» СИЗО СБУ расформировывают. Будут существовать следственные изоляторы, которые подчинены Министерству юстиции. На обходе Петруня сказал мне, что меня, как и других подследственных, содержащихся тут, могут увезти в любой день. Но если я хочу ускорить процесс, то мне нужно подать соответствующее ходатайство на имя судьи. Я сказал Виталию Фёдоровичу, что мне у него лучше, чем в СИЗО № 13. Петруня ответил, что меня не выгоняет, но ему, как начальнику, хотелось бы, чтобы всех побыстрее увезли.