Александр Проханов - Крейсерова соната

Здесь открывалось величественное, неповторимое зрелище… По осенним туманным холмам, под тучами, из которых выпадали холодные синие дожди, под сырыми небесами, где летели стада журавлей и гусей, на волнистом бескрайнем шоссе двигались погребальные процессии: с зажженными водянистыми фарами лакированные дорогие катафалки, в сопровождении "джипов" и "вольво"; горестные автобусы из бюро ритуальных услуг, где в мутных стеклах краснели гробы и размытые лица родни; открытые грузовики из отдаленных сельских районов, где лежали влажные от дождя бруски, окруженные печальными, хмельными селянами; кое-где, прижимаясь к обочинам, семенили лошадки с телегами, на которых тряслись домовины… И всему этому не было края, все наплывало из-за гор и лесов, переливалось через холмы, выстилало низины.

Это бесконечное, устремленное к невидимой цели движение волновало Модельера.

- Не гони слишком сильно, - попросил он шофера. - Все равно все там будем…

Крематорий был длинный, серебристо-металлический, стеклянный, напоминал огромную оранжерею, где выращивались диковинные цветы. Это сходство усиливали букеты, венки, а также сами многоцветные, оббитые тканью гробы, которые выгружались из катафалков и на руках, на плечах молчаливой родни текли бесконечной вереницей ко входу. Гробов было так много, а их цвет столь разнообразен - от нежно-сиреневого до пурпурно-красного, включая все оттенки золотого, зеленого, синего, - что издали это напоминало шевелящуюся огромную клумбу.

Под крематорий был переоборудован громадный завод, выпускавший когда-то космические челноки. Тягачи медленно вытаскивали их на солнце из туманного необъятного цеха, и они как гигантские бабочки покидали непомерный металлический кокон. С тех пор стараниями дизайнеров цех стал неузнаваем.

Половина его была превращена в ритуальный зал с парящим в высоте человеком. Снаружи, сквозь несколько проемов, вливались ленточные транспортеры, и на них, как в багажных отделениях аэропорта, двигались гробы, описывали плавные дуги, поворачивались разными боками. Останавливались на минуту там, где с ними прощались близкие. Механический манипулятор снимал с гроба красную крышку. Открывалось бледное неживое лицо, окруженное сырыми цветами. Провожавшие использовали эту минуту для расставания. Записанный на пленку женский голос произносил печальное напутствие, выражал сострадание близким, и этот мембранный голос, сопровождаемый несколькими мелодичными аккордами, напоминал аэропорт, где объявлялись посадки на рейсы, которые уносили молчаливых пассажиров в пункты назначения, откуда нет возврата. Механические руки опускали кумачовую крышку, скрывая покойника. Пневматические молотки вгоняли блестящие гвозди, и красный гроб уплывал сквозь стену туда, где уже был недоступен для родственников. А его место занимал другой, сиреневый.

Модельер смотрел в даль туманного, лучистого пространства, где множество транспортеров, уставленных цветными гробами, вползали в зал, совершали волноообразные движения, словно выписывали бесконечные иероглифы. Они являлись сюда с необъятных просторов страны. Из крохотных лесных деревенек и из громадных туманных мегаполисов. Из наукоградов, окружавших циклотроны и обсерватории, и из рабочих поселков вокруг могучих заводов и домен. Из больниц и домов престарелых, где уставали маяться изведенные хворями старики, и из детских приютов, где обрывались едва начавшиеся жизни синюшных младенцев. С полей сражений, над которыми сияли вершины Кавказа, и с мест катастроф, над которыми носился неутомимый и разноцветный как попугай Министр по чрезвычайным ситуациям.

Окруженный подвижной бахромой разноцветных гробов, Патриарх освящал грандиозное сооружение. Среди поющего клира, весь золотой, переливающийся, словно синтетическая новогодняя елка, среди лампад, лучезарных свечей, он придавал своим появлением особое значение этому удивительному творению государственного и инженерного гения, которому не было равных в мире. Отказавшись от гигантомании советских времен, закрыв грандиозные космодромы, электростанции и заводы, лишь здесь, в крематории, власть демонстрировала величие русских пространств, обилие народа, неповторимость отечественной истории. И эта сопричастность родной истории, включенность в историческое творчество вдохновляли Модельера.

Он приблизился к священнослужителям, не мешая им довершить обряд, любуясь огнями, клобуками, голубоватым дымом, сквозь который тянулись вереницы усопших.