Александр Проханов - Крейсерова соната

- Экипажу подняться на палубу!.. - командир, радостно-сдержанный, был благодарен команде за виртуозный маневр, позволивший крейсеру взломать купол Мира, всплыть под Полярной звездой. В награду за удачу командир позволил утомленным морякам покинуть железное чрево лодки, наполненное металлическим воздухом, выйти под открытое небо, полюбоваться несравненной красотой мира. По одному поднимались из рубки на глянцевитую палубу, на которой прожектор зажигал черные лужи ртути. Лучи били в пляшущую, фиолетовую, словно глаз осьминога, воду, где колыхался округлый корпус. Расколотый лед отливал зеленым и розовым, будто в каждой глыбе горела лампада. Наст блестел сахарной пудрой, и люди, кутаясь в бушлаты, топтались на железной палубе среди сочных испарений.

- Спустить трап!.. Пятнадцать минут на знакомство с полюсом, и домой, есть пироги!.. - командир хватал губами сладкий воздух, глотая его, словно холодную густую наливку. Над рубкой, едва различимые, появились штыри антенн, рассылая зашифрованные координаты крейсера, оповещая штаб о выполнении задания.

Оружейник Шкиранда радостно, сильно хватанул снег, поднес к лицу, жадно дышал ноздрями. После душного, пропитанного маслами отсека, снег благоухал как морозное яблоко.

- Был бы на полюсе какой-нибудь столб, я бы на нем написал: "Здесь стоял простой русский парень Шкиранда".

Энергетик Вертицкий блаженно запрокинул худое лицо к небу, откуда медленно опускалась на него разноцветная роса, и добавил:

- "…У него были не все дома".

И тут же получил снежком в грудь. Ахнул, черпнул под ногами снег, смял в комок, запустил в Шкиранду. Не попал, но угодил в шифровальщика. Тот пульнул снежок в обидчика, промахнулся и шмякнул торпедиста. Торпедист вскрикнул, скомкал твердый колобок, метко попал в шифровальщика. На льду нагибались и выпрямлялись сильные молодые тела, летали снежки, перечеркивая луч прожектора, попадали, промахивались. Командир устало улыбался, глядя на детскую забаву моряков, учиненную на Северном полюсе, у громадной полыньи, в которой угрюмо колыхался атомный подводный крейсер.

Плужников, сойдя на лед, уклоняясь от летящих снежков, удалился туда, где померкли ртутный огонь прожектора и лихие крики товарищей. Шел по насту, слыша хрупкие скрипы, словно под ногами была натертая канифолью струна, откликавшаяся на осторожные прикосновения смычка. Воздух казался густым и сладким, словно сотовый мед. Звезды были близкими и огромными, как рубины и аметисты в часах, куда их вставили, чтобы мерно вращалось величественное колесо Мира, насаженное на тончайшую ось. Эту сияющую спицу, пронзившую небо, уходящую сквозь льды в океан, погруженную в толщу планеты и оттуда, сквозь Южный полюс, улетающую в небеса, где такие же огромные, драгоценные звезды, - эту земную ось Плужников ощущал как тончайший луч, проколовший лед почти у самых его ног. Он приближался к лучу по нежно звучащей струне, испытывая благоговение. Это место Мира казалось нежным, чудесным. Из необъятного Космоса сюда вливались таинственные силы, питавшие Землю из бездонного сосуда жизни. Небо переливалось и вздрагивало зеленоватой прозрачной волной, как у горловины кувшина, из которого льется волшебная влага. Плужников слышал несущуюся из Космоса весть. Она была для него, была благодатной. Восхищаясь и благоговея, он смотрел в небеса, задавая все тот же неотступный вопрос: "Кто я? Скажи, кто я?"

Он увидел среди недвижных алмазов крохотное живое мерцанье. Малую точку, подобную драгоценной росинке. Росинка была в небе и одновременно в его сердце. Две чудесных таинственных вспышки искали друг друга. Небесная превратилась в легчайший бирюзовый крестик, и сердце, словно зеркальце, тут же его отразило. Снега озарились изумрудной зарей. Она стала голубой, золотистой. Небо бесшумно полыхало, волновалось цветами радуги. Казалось, летает огромная прозрачная бабочка, и сквозь ее стоцветные крылья просвечивает небывалое, вставшее в небе светило.

Четыре птицы снижались к Плужникову, каждая вылитая из цветного стекла. Держали в клювах натянутый, из алого шелка, платок. Шелк волновался, просвечивал, сквозь него туманно светили звезды. Другие четыре птицы, словно их выдул из драгоценного стекла небесный стеклодув, прилетели, держа в клювах платок золотистого шелка. Наложили один платок на другой, чуть сместили углы. Перед Плужниковым пылала восьмиконечная золотисто-алая звезда. Птицы, тянувшие клювами заостренные лучи, превратились в ангелов. Стояли на воздухе, вращая стеклянными крыльями, держали звезду, и она переливалась, наполненная ветром, словно чудесный парус.