Уильям Дерезевиц - Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

И более того:

Это верно, что ты, может статься, не привлечешь внимание другого Мужчины, равному во всем ему; но коли тот другой Мужчина будет в состоянии увлечь тебя сильнее, в твоих глазах он будет самим совершенством.

Лучше любить, чем быть любимым, – этому не учили романы, в которых чувства по милости автора всегда исключительно взаимные. Остин пишет:

Бедный, милый мистер Д. П . [38], не сомневаюсь, он будет страдать сильно, безмерно, но быстротечно, когда поймет, что должен расстаться с тобой; однако, как ты, вероятно, знаешь, я убеждена, что подобные Разочарования не смертельны.

Вышло именно так: Фанни воспользовалась советом тети, и действительно никто не умер. Спустя три года Джон Пламптре женился, стал отцом трех дочерей и одобрительно высказывался по поводу высокой нравственности «Мэнсфилд-парка». Прошло шесть лет (как и предполагала Остин), и Фанни вышла замуж за вдовца с шестью детьми от первого брака; он был старше ее на двенадцать лет, она родила ему еще девятерых малышей.

Остин была против сказок о любви, но вовсе не отрицала романтику. Ее, написавшую столько книг о любви и браке, нельзя обвинить в том, что она неромантична. Между прочим, на фоне современников Остин кажется слишком романтичной лишь из-за ее уверенности в том, что выходить замуж нужно только по любви, а «несчастье вследствие супружества без Любви, не сравнимо более ни с чем». Во все времена одни люди пишут истории о безумной страсти, а другие – особенно молодежь – верят им; но когда дело доходит до брачных обязательств и решается будущее, многие начисто забывают о любви.

Век Остин был сплошной брачной ярмаркой, где юноши и девушки уходили с молотка, словно лоты на аукционе, оцениваясь при этом по вполне определенной и жесткой системе. От мужчины требовались деньги и статус, от женщины – деньги (если она располагала таковыми) и красота; курс обмена был точен, как в банке. Так, мерзкий сводный брат Элинор и Марианны Джон Дэшвуд, которому и в страшном сне не приснился бы брак по любви, крайне низко оценил шансы сестер на замужество. Когда Элинор сообщила ему о болезни Марианны (она слегла после выходки Уиллоби), он заявил:

– Весьма сожалею. В ее годы болезнь – неумолимый враг красоты. И как недолго она цвела! Еще в сентябре я готов был поклясться, что мало найдется красавиц, равных ей и более способных пленять мужчин… Помнится, Фанни [его жена] говорила, что она [Марианна] выйдет замуж раньше тебя и сделает партию гораздо лучше… Однако она, бесспорно, ошиблась. Я сомневаюсь, чтобы теперь Марианна нашла жениха с доходом более чем пятьсот-шестьсот фунтов годовых, и то в самом лучшем случае; и я весьма и весьма заблуждаюсь, если тебя не ждет нечто куда более внушительное.

Хуже всего было то, что никого не принуждали следовать этой системе. Родители могли уговаривать детей избежать мезальянса, могли лишить наследства, если их чада вступили в неравный брак или просто подумывали об этом, однако эра договорных браков давно прошла. У молодых людей был выбор, и они свободно делали его, но ценности брачной ярмарки – жениться благоразумно, сделать хорошую партию, пренебречь любовью – глубоко засели в подсознании, поэтому женихи и невесты вели себя так, словно решения им до сих пор диктовали родители.

«Удача в браке полностью зависит от игры случая. И… лучше… как можно меньше знать недостатки человека, с которым придется провести жизнь», – сказала одна их героинь Остин. «…Из сотни людей не найдется ни единого мужчины или женщины, кто бы, вступив в брак, не оказался в ловушке», – полагала другая героиня. «…Каждый ждет от другого куда более, чем во всякой иной сделке, а сам всего менее намерен вести себя по чести… брак хитрая штука». Раз счастье – просто «игра случая», а брак – «хитрая штука», вполне есть шанс преуспеть.

В своих романах Остин порицала такое мировоззрение наравне с романтическими грезами девушек вроде Марианны Дэшвуд. Первое приведенное мною высказывание принадлежит подруге Элизабет Беннет, Шарлотте, которая приняла предложение самого бестолкового – и, с точки зрения женитьбы, самого неприятного – мужчины на свете. Она объясняла:

– Ты знаешь, насколько я далека от романтики. Мне она всегда была чужда. Я ищу крова над головой. И, обдумав характер мистера Коллинза [да, того самого мистера Коллинза, одного из самых ярких болванов в английской литературе], его образ жизни и положение в обществе, я пришла к выводу, что мои надежды на счастливую семейную жизнь ничуть не уступают надеждам почти всех людей, вступающих в брак.