Николай Горнов - Общество мертвых пилотов

– Вот ведь упертый, сиськи-масиськи! Люди тебя по-прежнему воспринимают, как объект материального мира, поэтому считать тебя умершим было бы неверно. Понимаешь? Твое сознание пока блокирует поступающую информацию. Ее слишком много. Ты попробуй приоткрыться. Но очень осторожно. Подумай, кого конкретно ты хотел бы сейчас увидеть, а я подсоблю…

Снова яркая вспышка. Беляков поднимает со стола чашку с отколотой ручкой. Свою любимую. Отхлебывает остывший чай. В мойке гора немытой посуды. Ему стыдно перед сыном. Но Вадим, похоже, ничего вокруг не замечает. Он покачивается на хромом табурете, прячет в сумку серый конверт из плотной бумаги, очень похожей на ткань, и пристально смотрит на него.

– Сейчас я тебе ничего не смогу объяснить, Вадька, – устало говорит Беляков. – Ты просто поверь, что этот конверт нужно сохранить. Спрячь его очень хорошо…

Неловко повернувшись, он цепляет ногой дряхлую магнитолу. В ней что-то треснуло, и в полной тишине мягкий баритон затянул под гитару:

Вадим наклонился и выдернул шнур из розетки.

– Пап, я с ума с тобой сойду. Как мы можем сидеть тут и спокойно с тобой говорить, если я точно знаю, что год назад ты умер от сердечного приступа.

Однозначного ответа на этот вопрос у Гриши не было.

– Я как бы умер и одновременно не умер, Вадик. Понимаешь, жизнь – она такая штука… разнообразная… В общем, давай не будем о грустном. Расскажи, как там у вас дела в этой Барселоне? Как невестка моя поживает?

– Да нормально все, пап. Ты не волнуйся.

– А я не могу не волноваться! – Беляков засуетился с заварочным чайником, подвинул ближе к Вадиму вазочки с маковыми крекерами и малиновым джемом. – Джем обязательно попробуй. Я его специально для тебя покупал в том самом магазине, который напротив нашего дома…

Пол под ногами слегка качнулся. Вокруг Белякова опять была темнота. Далеко внизу была ровная и длинная цепочка огней. Гриша подумал, что так, наверное, могла бы выглядеть с большой высоты освещенная фонарями скоростная дорога, если лететь в затяжном прыжке над ночным пригородом, и от этой мысли ему стало легко и совсем не страшно…

С некоторых пор Токарев все вечера стал проводить на лоджии, которая выходила на Иртыш, где мог часами следить за тем, как в желтоватой воде медленно тонут последние вечерние лучи. С сорокового этажа жилой высотки серии «Куб» река просматривалась далеко – до самой песчаной косы на изгибе русла, где ежедневно надували паруса активисты из местного яхт-клуба. С тех пор как Старую Самарку облюбовала предприимчивая бизнес-поросль, бывшая окраина на глазах преобразилась. Там где еще десять лет назад высыхали засоленные болотца и в тине затонов шныряли дикие утки, за несколько лет вырос элитный микрорайон «Южный берег». Токарев даже гордился слегка, что снимает квартиру на последнем этаже самой высокой в городе жилой башни. Здесь он прожил уже полгода. Долгий срок, если учесть, что за предыдущие полтора он поменял семь квартир, лихорадочно перемещаясь по городу с севера на юг, а потом с юга на запад…

Когда солнце угасало, Токарев перебирался на кухню. Там он наскоро готовил ужин из постоянного набора продуктов, который приобретался в супермаркете под домом. После ужина Токарев заливал кипяток в огромную кружку, бросал туда несколько душистых шариков зеленого чая и бродил бесцельно по всей квартире – хоть и однокомнатной, но довольно просторной. Со своего сорокового этажа он спускался последнее время все реже. А зачем? Газет он не читал. Телевизор бросил на одной из очередных съемных квартир, как лишнюю тяжесть. С книгами со временем пришлось расстаться тоже. Из всех благ цивилизации после скитаний по съемным квартирам сохранился у него лишь совмещенный с будильником FM-радиоприемник, поскольку много места в чемодане не занимал и умел в шумном эфире найти тихую музыку, под которую приятно думать, глядя в окно. Особенно по вечерам.

Правда, сколько бы Токарев ни думал, найти ответы на главные вопросы он все равно не мог. Почему его внешне крепкая и структурированная жизнь рухнула так быстро? Может, если она и не настолько была хороша, то о ней и сожалеть не стоило? И не пора ли начать все заново? Ему нет еще и сорока. Времени впереди вполне достаточно. Но хватит ли у него сил, что-то изменить? А не проще ли оставить все, как есть? В общем, вопросы, занимающие его, были самыми обычными. На такие же пытается найти ответ каждый, кто волею обстоятельств оказывается на обочине скоростной автострады, которую многие считают настоящей жизнью.