Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

– У нас также, – скучно вставил своё слово Карел.

– Нет у вас не так, – разгорячился Сергий, – это наши князья увидели в монголах выразителей своих тайных и вожделенных замыслов. Это наша церковь увидела в монголах проводников своей воли. Монголы берут десятину, церковь по праву монголов десятину, ну уж а князья сдирают семь шкур. А вы их остановили. Ваша церковь оказалась умнее, она возглавила процесс и эту дикую Ордынскую силу. Здесь они не нашли предателей своего народа. Но это ещё не самое худшее наше время. Наши князья спят и видят, когда к ним, как они сегодня к хану, будут приезжать на поклон и везти дань, а они будут делить её. Ваши князья, конечно, не лучше, но их притязания сдерживает Папа Римский, а наших князей не сдерживает никто. Нашим святошам Орда как мать родная, что наша церковь будет делать без Орды, она ещё и сама не знает, хотя против монголов – христиан ведёт тайную борьбу и настраивает против Орды князей. Но монголы и татары уже так насмотрелись на христианские междоусобицы, что замысел католиков сделать их христианами вряд ли осуществится. Они уже сейчас называют христиан неверными, и мы дали им повод для этого. Наши князья и церковь для укрепления своей власти готовы напустить на свой народ хоть иудеев, хоть мусульман, лишь бы не делиться «верой христовой», лишь бы не лишиться своих земель и своей десятины. У нас ведь как: если во время набега на город горожане успели добежать до монастырских стен, значит, уцелели. Если не успели, значит, либо убили, либо угнали в рабство. Но мало успеть добежать до храма божьего, надо ещё, чтобы тебя туда пустили, а за это плати или работай на монастырских землях. Хотя если в нападавшем войске монгол нет, то и монастырь не спасёт. Свои церкви мы легко разоряем в разных княжествах, у нас нет даже единых святых. Кругом гнёт и тяжесть, тоска и разруха. Ханы, князья, попы, кочевники – лавина тёмной силы, сосущей кровь России – матушки. Но есть и роздых. Роздых мы находим в творчестве. Народ наш давно бы погиб, если бы не умел радоваться и грустить той тёплой и мягкой печалью о царстве небесном. Мы чувствуем, что Христос – наш хороший человек, но на пути к нему выстроилась огромная толпа посредников, которых вы отсеивали 1000 лет и которые решили задавить нас. Царство небесное – это и скрипка, которую я вожу с собой. Это мой грех, и я его искупаю. Мы брали Киев. Мы сожгли почти весь город и уже уходили из него. Вдруг я услышал странные и красивые звуки, раздающиеся с пепелища. Я погнал коня на эти звуки. Старик сидел на пепелище возле убитой старухи и играл на этом инструменте. Я отрубил ему голову. Я думал, зачем ему жизнь, если ничего кроме пепелища у него нет. Не осталось даже времени и сил, чтобы построить новый дом, да и для кого? Я разжал его пальцы и забрал инструмент себе. Лучше бы не брал. Моя жизнь изменилась. Я не могу забыть музыку, которую играл старик, но, обладая его инструментом, не могу и повторить её. Я не могу и выбросить этот инструмент. Я устал. Возьми его у меня, освободи меня от наваждения. Если на твоих руках нет невинной крови, то ты научишься играть как тот старик. Пусть этот инструмент звучит и для свободного народа. У нас скрипка плачет, может у вас она будет радовать. Может быть, через скрипку мы придём к дружбе и перестанем сжимать лук и стрелы против друг друга….

Великий князь сидел во дворце стольного города Москва и принимал данников. Данниками были такие же князья, как и он, только менее удачливые. Эти князья кланялись ему, едва войдя белокаменную палату, и поклоны эти становились всё ниже и ниже по мере приближения к Великому князю.

Разговор начинался с рабского унижения. Князь сдавленным голосом произносил: «Раб твой Ивашка, князь суздальский, привёз тебе дары и смиренно просит тебя оказать высочайшую милость свою…»

Великому князю это лицедейство нравилось. Он ещё не забыл унижений своего отца, который брал его в Орду и там просил хана о милости и вымаливал себе ярлык на княжество. Теперь Орда разбита, и он сын своего отца ничего не забыл. Он создаёт свою орду. Орду ещё более жадную, ещё более беспощадную. Он самый великий, и пусть этот мелкий народец знает, что даже имена ихние ничего не стоят в его глазах. Все они, князья эти, всего лишь – Ивашки, Алексашки, Николашки, а остальные просто быдло. Ордынцы были правы, прореживая огнём и мечом ряды этой сволочи…Князь прервал ход своих кровавых мыслей и спросил: «Чего ты, Ивашка, хочешь?»

– Государь, батюшка, отец родной, хочу присоединить к моим владениям соседнюю область, – начал просить князь суздальский…