Дженни Хан - Этим летом я стала красивой

Это не так, и я это прекрасно понимаю. Конечно, Джереми и Конрад любят ее больше всех. Но я испытывала то же чувство. Я хотела сказать маме, что это ничего не значит, что у Сюзанны уже был рак и она его победила. Она снова поправится. Но если я произнесу это вслух, тогда получится, что я как бы признаю, что у нее снова рак, что все это происходит на самом деле. А я не могла этого сделать.

Ночью я лежала в кровати и плакала. У меня все болело. Я открыла все окна в своей комнате и лежала в темноте, слушая шум океана. Мне хотелось, чтобы волны унесли меня с собой навсегда. Я думала, так ли чувствуют себя сейчас Джереми и Конрад. И мама.

Чувствуют ли они, что приближается конец света и уже ничего и никогда не будет таким, как прежде.

Когда мы были маленькими и в доме было полно народу – наш папа, мистер Фишер, еще какие-нибудь гости, – мы с Джереми делили одну кровать, так же как и Стивен с Конрадом. Мама приходила подоткнуть нам одеяла. Мальчики притворялись, что они уже слишком большие для этого, но я уверена, что им это нравилось, так же как и мне. Я чувствовала себя уютно, как в коконе, словно огромное буррито. Я лежала и слушала музыку, доносившуюся снизу, мы с Джереми шепотом рассказывали друг другу страшные истории до тех пор, пока не засыпали. Он всегда засыпал первым. Я пыталась растормошить его, но это никогда не получалось. Это был последний раз, когда я чувствовала себя в полной безопасности. Тогда все было хорошо и спокойно.

В тот день, когда мальчики подрались, я постучалась к Джереми.

– Входи.

Он лежал на кровати, закинув руки за голову и смотрел в потолок. У него были мокрые щеки и глаза. Правый наливался фиолетово-серым и уже начинал опухать. Как только он увидел меня, он вытер слезы.

– Можно к тебе?

Он сел.

– Да, конечно.

Я подошла к нему и села на край кровати, облокотившись на стену.

– Мне жаль, – начала я.

Я репетировала, что скажу ему и как именно скажу, чтобы он понял, насколько мне жаль. Но я расплакалась, и все пошло насмарку.

Он наклонился ко мне и неуклюже сжал мое плечо. Он не смотрел на меня, и от этого было легче.

– Это нечестно, – сказала я и разрыдалась.

– Я все лето думал о том, что оно может стать последним. Ты же знаешь, это ее любимое место. Я хотел, чтобы все было идеально, но Конрад все испортил. Он сдался. Мама беспокоится о нем, а это последнее, что ей сейчас нужно. Помимо отца он самый эгоистичный человек, которого я когда-либо знал.

Я подумала о том, что Джереми тоже страдает, но не сказала об этом, потому что ему это ничем не поможет. Поэтому я просто проговорила:

– Лучше бы я обо всем знала. Если бы я знала, все было бы по-другому.

Джереми покачал головой:

– Она не хотела, чтобы ты знала. Она никому не хотела говорить. Она хотела, чтобы все было как раньше, поэтому мы притворялись. Ради нее. Но я хотел тебе рассказать. Тогда, наверное, было бы легче.

Он потер глаза воротником футболки. Я видела, как он сдерживался, старался быть сильным.

Я наклонилась и обняла его, он задрожал, казалось, что-то в нем сломалось. Он заплакал, сильно, но тихо. Мы вместе плакали, наши плечи дрожали от того груза, что на нас свалился. Мы проплакали довольно долго. Когда слезы кончились, он отстранился от меня и вытер нос.

– Подвинься, – попросила я.

Он подвинулся ближе к стене, и я вытянула ноги на кровати рядом с ним.

– Я посплю здесь, – сказала я.

Джереми кивнул, и мы так и заснули в одежде поверх одеяла. Хоть мы и стали старше, ощущения остались прежними. Мы спали лицом к лицу, как раньше.

Я проснулась рано утром, свисая с края кровати. Джереми развалился и храпел. Я укрыла его той частью одеяла, на которой лежала. Теперь он оказался укутан, словно в спальном мешке. Я вышла из его комнаты.

Я подошла к своей и уже взялась за дверную ручку, когда услышала Конрада.

– С добрым утром, – сказал он. Я поняла, что он видел, как я выходила из комнаты Джереми.

Я медленно повернулась и посмотрела на него. Он стоял в той же одежде, что и вчера вечером, прямо как я. Он выглядел помятым и слегка пошатывался. Казалось, что он может упасть.

– Ты пьян?

Конрад пожал плечами, будто ему было все равно, но плечи у него были напряжены. Он вдруг сказал:

– Разве ты должна сейчас быть нежна со мной? Как с Джереми сегодня ночью.

Я открыла рот, чтобы сказать, что между нами ничего не было, что все, что мы делали, это плакали, пока не заснули. Но решила ничего не говорить. Конрад этого не заслуживал.