Максим Кантор - Азарт

Оказалось, что машину с корабля вынес он.

Представить, как тщедушный человечек со смешной проплешинкой на курчавой голове вынес гигантскую машину – да просто сдвинул агрегат с места! – было невозможно. А вот поди ж ты! Унес! Страсть к легкой наживе двигает горы, а вот желание безвозмездно созидать – гор, увы, не двигает.

Неуемный Микеле своровал с судна все, что можно было унести легко, а также все, что унести было теоретически нельзя: он украл компас, барометр, секстант, отпилил ножовкой фальшборт, отодрал кое-что из обшивки с бортов, а вот теперь вынес и машину из машинного отделения. Каждый раз, вынося с корабля очередной предмет, Микеле оправдывал себя тем, что после удачной негоции он все купит и вернет сворованное в двойном размере. Он намеревался купить два секстанта и два барометра. Он вовсе не собирался разрушать корабль, он томился и страдал от того, что его деяния подтачивают общие планы. Корабль обязательно поплывет, и он, Микеле, будет способствовать возрождению корабля, а текущие проделки – это так, своим чередом, это не считается. Роковым, поворотным пунктом стала кража штурвала, учиненная Цветковичем: после кражи штурвала Микеле решил не возмещать ущерб даже в мечтах – он стал торопиться и лихорадочно крал все подряд. Безумное желание ободрать обшивку «Азарта» и загнать ее как металлолом было вызвано уже этим новым поворотом сознания. Оказывается, итальянец продал и машину корабля как металлолом тем самым дельцам, коим прежде собирался загнать корабельную обшивку, да его остановили.

В ту ночь, когда заговорщики обсуждали свои коварства, а я лежал в угольном бункере, трепеща от страха, когда Присцилла (в этом журналистка призналась сама) рыдала в углу своей каюты от злости на мою бесчувственность – в эту самую ночь Микеле разобрал машину «Принца Савойского» и вынес по частям на причал. Помогал ему в этом предприятии поэт Цветкович, точнее, многочисленная сербская родня поэта. Оказалось, что Цветковича окружает обильная диаспора западных славян, многоступенчатая родня съехалась нынче на обещанный концерт. Двоюродные дяди с бутылками ракии и не-пойми-кому-тетки с ярко напомаженными губами явились на наш корабль. Взойдя на борт, эти суетливые пылкие люди в два счета разобрали и развинтили машину, уцелевшую в двух мировых войнах.

– Зачем ты украл машину? – спрашивали у Микеле. – Зачем?

Микеле мигал глазами, полными слез, и горько отвечал:

– Так получилось.

– Неужели непонятно, что без машины корабль плыть не сможет?

– А вдруг сможет? Как-нибудь поплывет, а? – и робко смотрел, часто моргая.

Тьфу! Ну что тут сказать. Какие уж тут пираты и заговоры, если робкий трепетный итальянец отдирает от пола корабля его мотор и продает на причале. Что могут пираты против стихии воровства?..

Мы вышли из машинного отделения и поднялись на главную палубу, причем всю дорогу наверх Яков тащил Микеле за ухо. Встали на спардеке, глянули на пристань и на город, расстилавшийся следом за ней.

Стояла необычная для Амстердама душная жаркая погода. Тихо было. Даже чайки не кричали. Молочно-белый жаркий воздух облил островерхие крыши, точно на город вылили банку сгущенного молока и молоко застыло, стекая вдоль узких стен.

– Будет гроза, – сказал местный житель Йохан.

– Хорошо бы с представлением успеть, – заметил актер, – я уже настроился на спектакль.

– Успеем, – зловеще сказал Яков, продолжая крутить ухо Микеле.

– А сцену какую построили красивую, – сказала жена Августа, Саша. – Мне даже палубу не жалко! Молодцы немцы!

Саша появилась на спардеке и встала подле оксфордского профессора, причем последний обнял ее за талию. Обнимал он Сашу этаким привычным жестом, и она не сделала попытки уклониться от профессорской цепкой руки. Профессор Адриан Грегори производил впечатление ленивого и вечно сонного субъекта, но, говорю вам, впечатление было обманчивым: я не встречал человека более расторопного и расчетливого, англичанин успевал все и следил за всем.

«Вот оно что, – подумал я, – как далеко, однако, протянулись щупальца спрута наживы. Англичанин, как выясняется, и здесь подготовил плацдарм для действий. К капитанскому имуществу подобрался со всех сторон».

Пухлая рука англичанина покоилась на талии капитанской жены, и Саша прижималась к жилету Адриана.

– Доски мы еще вернем на палубу, – заметил Адриан, – вот сыграем сегодня спектакль и вернем палубный настил обратно. Но построили сцену неплохо, согласен.