Дмитрий Сафонов - Дорога на остров Пасхи

Его широкая спина мелькнула в дверном проеме, и в следующее мгновение он скрылся в темноте коридора. Тогда я понял, что сожгу его.

Во втором полуфинале Димка выиграл по очкам, но от финального боя с ним я отказался.

– Ты отнимаешь у него победу, – сказал мне на ухо Виталий Иванович. – Так с друзьями не поступают.

«Нет. Он поймет», – подумал я и пошел в душ.

Всю дорогу до дома мы с матерью молчали.

Она передала Карепову большую банку малинового варенья.

Больше я боксом не занимался.

Чемпиона из меня все равно бы не получилось. Да это и неважно. Важно то, что я смог что-то из себя сделать. А что не смог сам – в этом мне помог отец.

Он вместе со мной праздновал мою победу.

Я помню, как он вскинул руку. И сжал ее в кулак. А потом – скрылся в темноте коридора. За это можно было и сжечь.

Мы стояли перед плотным полиэтиленовым занавесом и чего-то ждали, хотя понимали, что ждать нечего. Арт громко сопел – наверное, причиной тому был разбитый нос. И, когда он стал поднимать руку, я быстро шагнул вперед и стал перед занавесом.

– Я сам, – сказал я.

Но Арт и не думал спорить – оказывается, он просто хотел потрогать свой драгоценный нос.

Я должен был решиться – и я решился. Как в тринадцать лет, на пороге боксерского зала. Только тогда мне помогла рука Виталия Ивановича, а сейчас – нос Арта. А вы, поди, думаете, что я все еще над ним смеюсь? Вовсе нет. Мне даже трудно представить, что бы я делал без него.

Я взялся за плотную пленку. Она громко зашуршала. И, повинуясь этому шуршанию, продолжая его, не давая ему затихнуть, я потянул полиэтилен на себя. Занавес оборвался и мягко осел на пол.

Мы увидели маленькую мастерскую, и в центре ее – словно огромный кокон из полиэтилена. Он был прикреплен к потолку, опускался до самого пола и снова поднимался вверх. Из этого кокона торчали ноги в стоптанных кроссовках; на правой я разглядел комок глины с прилипшим пучком травы. Трава была такая свежая и яркая, словно выросла на подошве. Мой взгляд, отказываясь двигаться дальше, уцепился за этот комок глины и пучок травы. И, однако, неестественно вывернутые ноги не оставляли никаких сомнений: отец не просто прилег отдохнуть. Он был мертв.

Я увидел протянутую руку Арта, показывающую куда-то.

– Кровь! – сказал он.

На полиэтилене, там, где должна была быть голова, виднелись бурые, уже засохшие, пятна.

– Кровь, – машинально повторил я. – Кровь. Это – кровь.

Я шагнул вперед и раздвинул стенки кокона. Отец лежал, одетый в линялые джинсы и белую футболку. На груди у него было ружье. Палец покоился на курке. Футболка вокруг выреза пропиталась кровью: это напоминало красный воротник.

Я не мог заглянуть в его глаза, увидеть знакомые черты лица: потому что головы у него не было.

Он лег в свой кокон, упер ствол в подбородок и нажал на курок. Надо ли мне рассказывать, какой огромной разрушительной силой обладает охотничий патрон двенадцатого калибра, снаряженный картечью? Вряд ли у меня хватит сил и таланта описать увиденное. Ну, а фотографий на память я, сами понимаете, не делал.

– На что тебе голова? – пробормотал я. – Подставлять под удары этого громилы?

Арт с опаской покосился на меня.

– Саша… С тобой?…

И я, как тогда, на ринге, поднял руки. И сжал их в кулаки.

– Я в порядке, Арт.

Знаете, я всегда чувствовал, что так оно и будет. Не знал наверняка, но чувствовал, что по-другому просто быть не может.

Этот гордец и упрямец всегда должен был все сделать сам.

САМ, САМ, САМ – вот настойчивый рефрен, который он повторял всю жизнь.

Он никогда и никому не позволял распоряжаться своей судьбой. И даже смерти не позволил придти тогда, когда она этого захочет.

Может, у него была какая-нибудь веская причина? Может, он был смертельно болен – другое мне почему-то на ум не приходит? А может, просто увидел, что теряет силу и испугался – ведь он был обычным человеком и тоже мог бояться? Но он всегда побеждал свой страх. Оказывался сильнее.

Нет, нет, поверьте, я не идеализирую его. Он не был сверхчеловеком. Просто он все время побеждал себя: так и жил – с постоянным чувством победы.

Наверное, он зарядил ружье: короткое помповое ружье; ему не пришлось снимать обувь и искать курок пальцем ноги.

Нет, нет. Раньше. Он истопил баню, помылся. Наверняка перед этим два дня не ел и сходил в туалет, чтобы предательски разжавшийся сфинктер не опошлил его последний грандиозный замысел. Побрился, причесался. Я знаю, что он делал все это не второпях, а рассудительно, не упуская ни одной мелочи. Продумал весь СЦЕНАРИЙ: как мы войдем, да как увидим записку, да во что переоденемся, как будем ломать дверь сарая…