Присутствовал мелкий стекловидный налёт, но более темный — это свидетельствовало в пользу наличие вещества, которое консервировало время. В глубине тишины что-то играло — музыка за музыкой. Нечто, что просто так не услышать. Спинки кресел — с фигурными краями, орнамент словно бы сделан из частей неких существ.
Сцена.
Какое-то действо, немного приторможенное в полупериоде. Будто бы меня рисовали здесь, и я только начинал проявляться.
Фонари в форме других частей существ — если только такое могло иметь место. Мне представились символы абсолютного ужаса, в живом своем воплощении, а также в мертвом — и сюда они прорастали и плелись. Как плелись и многие прочие формы запредельных форм жизни.
Зрители. В первые секунды их не было, но теперь мне стало абсолютно ясно, что зал полон, и все они, люди или не люди, пришли на представление, и они смотрят, они видят.
Мне представились смерти-антагонисты. Множество других разновидностей. Пока я тяну лямку службы, они процветают в своем многообразии, не заботясь о том, что главный, а кто второстепенный.
Я стоял в растерянности. Тогда зрители вдруг обернулись ко мне — я ощутил добрую сотню недобрых взглядов. Что это был за храм? Для чего я прибыл сюда? На сцене появился служитель храма. Всё это было призвано изображать представления. Я бы сказал — это была эмуляция, так как в обычном театре можно передавать отношения внутри человеческого мира лишь до определенных пределов.
Служитель был мужчиной средних лет, в сценическом костюме, с сценическим же лицом, и он смотрел на меня через весь зал, его взгляд сливался с общей волной взглядов. Наверное, и все лица, которые, прорываясь сквозь стены, дышали этим воздухом, при виде меня были недовольны.
Было ли представление свадьбой? Я не знаю. Но этот Храм, и вообще, этот вид Смерти был мне незнаком. Я даже спросил себя — разве не знал я ранее, что я не один? Безусловно, знал, но видел достаточно мало, чтобы судить об этом целиком.
Актёр-смерть что-то выкрикнул злобно, указывая на меня. Я поспешил ретироваться, что было лучшим решением.
Здесь надо немного отвлечься и поговорить о субстанциях и способах перемещения. Из Храма в Храм Смерть может переходить без дверей, по своей паутине, которой все эти сооружения связаны, но главный центр находится еще дальше, и я не имею понятия, как туда попасть. Более того, покуда и мысли такой не возникало, чтобы туда попадать. Ибо жизнь моя — словно фазы луны. Можно б еще сказать — вся большая жизнь — смена фаз жизней. Это должно быть характерно для всех существ, я думаю.
Одна из основ бытия субстанций — плетение. Это возможность проходить и через пространство, и через время, и, если вы часть её, субстанции, то вы, должно быть, будете перемещаться точно так же.
Выйдя через ту же дверь, я оказался внутри торгового центра «Галерея Виктора Эммануила». Здесь ничего не оставалось, как перекусить. Во мне не было спешки, и я пил кофе, и здесь неожиданно появился Ортиц.
— Привет, — сказал он, — я спешил, чтобы выдать тебе дежурные документы.
— Да, — ответил я, понимая, что я об этом и знать не знаю.
— Вот, — у него была целая пачка, — а здесь надо расписаться. На дежурство заступил, потом, когда будет смена, можешь просто оставить их на столе. Хотя бы здесь.
— Как ты думаешь? — спросил я.
— О чем?
— Можно ли пройтись по времени назад?
— Я думаю, что можно.
— Ты ходил?
— Не помню. Я мог не ходить, потому что у меня нет такого времени. Что, если я — всего лишь персонаж? Тогда моё прошлое не может лежать в той же плоскости.
— Представь себе, что ты — на самой заре. И это — заря где-нибудь вне земных пределов, так как земли еще просто нет. Ты же понимаешь, что с глобальной точки зрения всё это по размерам очень незначительно. И не нужно ни к чему привязываться.
— Ладно. Но я не пробовал.
— Попробуй, — сказал я, — даже если ты и персонаж. Должна быть точка отсчета. Создания должны напоминать своего создателя.
— Но кто он?
— Важно, чтобы была память, — сказал я, — я бы выпил. Вина, прямо сейчас. Это называется расчувствованием. Может быть, это стыдно. Представь себе, нарушение регламента.
— При заступлении — да, — ответил Ортиц, — а потом ты предоставлен сам себе.
— А кто контролирует?
— Не знаю. Никогда не думал. Ага, система!
— Система, — ответил я, — значит, если ты захочешь узнать, кто такой создатель, именно система будет тебе мешать. Она будет прорываться тебе в мысли, эта система. Ты находишься сам в себе и копаешься в библиотеке. И она копается вместе с тобой. Но ерунда. На заре была Праматерь. А что было до неё, я не знаю. Во всяком случае, у меня имеются вполне ясные воспоминания об этом. Я уже предполагал, что если ты даже что-то помнишь очень отчетливо, это не значит, что данное событие имеет отношение к тебе конкретно к тебе. Это может быть память прототипа. Недавно я разговаривал с цыганом, и мои догадки подтвердились. Тут еще и качество носителя. Один — чётче, другой — более прорисован, а все остальные никуда не годятся. Но все они варятся в одном собственном соку.
Читать дальше