Но это не значит, что если ты путешествуешь, то ты — не орех. Я знаю немало людей, которые ездят туда и сюда, чтобы потратить деньги, сфотографироваться на фоне других стран и городов и поставить галочку в блокноте жизни — я был там, значит — я лучше других. Вот, это — маленькая слава одного дерева. Но если ты не избавишься от всего этого, ты всегда будешь жить ради одних и тех же плодов. Нет, ты не делаешь ничего плохого. Совсем ничего. Я просто говорю о том, каким был Дедал.
Нет, никакого корабля не было. Но была остановка, где нужно было дождаться автобуса, который шел не отсюда в не сюда. Он мог проезжать тут один раз за всё время существования этого города. Тогда он собрал всех цыган, которые были с ним, и они пошли жить на автовокзал, чтобы ждать. Дело в том, что это были не все цыгане табора. Многие разбрелись, так как волосы бога уводили их в стороны, и их еще предстояло собрать. Но те, которые остались жить в сквере возле автовокзала, автобуса своего дождались и поехали.
— Мы не можем здесь выйти? — спросил я.
— Не знаю.
— Правда. Не будем проверять.
— Но наверное тебе можно, — сказал Минак, — разве пространство будет противиться тебе? Наоборот, оно будет служить. Быть может, она просто обязано это сделать.
— Тогда я куплю сигареты, — сказал я.
Мы остановились возле автовокзала, где автобусы стояли, словно колесные бегемоты, и люди создавали ожидательную суету.
— Вы не курите? — спросил я у девушки, попутчицы нашей.
— Я бросила.
— Я думаю, жизнь не должна курить.
— Что вы знаете? — удивилась она.
Не то, чтобы она не была настроена благожелательно. Но, по большому счету, это и не обязательно. Я купил сигарет, и мы двинулись. После этого город не заканчивался, постоянно переливаясь словно вода из кувшина — и каждый раз это было какое-то иное состояние жизни и материи, и всё это действовало опьяняюще. Так, мы прибыли неожиданно. Нет, граница была. Я вдруг увидел, что на дороге кто-то или что-то стоит. Это был одиночный пиджак. Сам по себе. Без человека. Он стоял и указывал, хотя у него не было рук. Только рукава. Здания, что были вдоль улицы, в тот момент были покрыты особенным туманом, пиджак же стоял четко, подчеркивая свою первородность.
Я думаю, мы бы могли встретить и множество других элементов одежды, если бы смотрели по сторонам. Точно такой же туман может иметь место и в воображении, которое плавно переходит в те сектора мысли, которые, должно быть, созидают микромир, и об этом можно лишь догадываться.
— Хорошие, кстати, сигареты, — добавил я.
— Кажется, мы уже на месте, — ответил Минак.
— Но выглядит странно.
— Вы тут были когда-нибудь?
— Наверное, — ответил я, — теперь стоит разобраться, что мне тут делать.
— Да. Вы — свое, я — свое, она, видимо, тоже — что-то свое.
Можно дальше ничего не описывать, так как дальше ничего особенного и не было. Наши дороги расходились. Минаку следовало ехать обратно, девушка по имени Жизнь отправилась в отель «Gray», который совсем рядом с театром.
— Вот так, — сказала она.
— Вот так, — ответил она.
— Вы о чем-то жалеете? — спросила она.
— Не знаю, — ответил я, — если бы только было время подумать.
— До свидания.
— Вы же — везде?
— Нет, — ответила она, — я не везде. Это так кажется.
Она была права. Я остался один, но здесь меня ждала первая дверь, которая не являлась центральным входом в театр, но и также и не была входом вообще. Я думаю, такие вещи нужно отдавать на откуп лучшим поэтам. Но просто так этого не понять, если не намекать: допустим, смерть. Допустим, жизнь. Это большие точки. Также может быть и всемирный поэт. Тут не путайте с людьми, которые сочиняют стихи, пусть даже это будут величайшие люди, величайшие мастера слова. Потому что они — мастера, но не игроки. Игра. Нет ничего выше, чем пытаться обыграть смерть. Игра именно в этом. И я прекрасно помнил, что у Морены уже были позитивные идеи сходного содержания. Но нам с ней проще. Но тут не стоило зацикливаться в поисках черт обыкновения.
У Него очень много жён.
Впрочем, это правило было покуда мало понятно. У Него должна быть некая постоянная личность, помимо масок отдельных актёров.
Я все еще стоял в этому полутумане, хотя город уже обратился в свои привычные формы, а наш путь скрылся, будучи поглощенным волнами времени. Но войдя, я оказался в странном месте. Не было сомнения, что это — Храм смерти, куда я прибыл, должно быть, на работу, а может — с инспекцией. Но что он делает здесь, в Ла Скала? Наверняка, тут не было никакой тайны, и следовало относиться к этому с пониманием. Храм напоминал зал. Здесь были кресла и сцена. Декорации и весь прочий фон были заменены ликами существ женского пола, образами глубокими и жутковатыми, с сиянием, с глубиной, которая двигалась внутрь них тоннелями.
Читать дальше