Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

Мне представились длинные бесконечные коридоры, возникшие сами собой, ибо это — особый род техники. Километраж неограничен. Вплоть до совершенно космических расстояний. Поход пешком бесполезен. Хотя бы — карту….

Всё было как прежде. Все работали. Все курили. Я был самым обыкновенным человеком.

Если бы меня попросили назвать что-то важное, то не знаю — стал бы я думать. Человек ищет свою важность, своё место на постаменте мира, потому что есть такая настройка. Что-то говорит тебе. Именно поэтому мы очень часто не одиноки, будучи даже и одинокими. Это — нечто связующее. Но увидеть, что там, не дано. Трактат о сути бытия я писать не собирался. Чем тише твой мозг, тем быстрее реакции.

Курение.

Окно.

— Всё курите, — сказал директор.

— Будете курить? — спросили у него.

Он стал думать.

— Скажите, почему многие директора бросают курить? — спросил я.

— Почему многие? — удивился он.

— Серьезно?

— Не замечал.

— Тенденция, — сказал я, — а я думал, вы знаете и потому её придерживаетесь.

— Очень любопытно. Ты мог бы написать об этом статью.

— Мог бы, — сказал я, — всё дело в принципах работы. Люди в наше время считают, что нет сложностей, нет геополитических условий, есть только — мало или много вы работаете. Если много, значит, надо избавляться от тех вещей, которые мешают в работе. В частности, курение. Ну и потом, это — лозунг сверху. Это пример от политиков. Сильный человек не курит, он сильно работает.

— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрёт, — ответил директор.

— Логично.

— Брось это, Вартан, — сказал он, — мы все люди творческие, нам ни к чему на всё это вестись. Сегодня можно, завтра нельзя. А потом — всё наоборот. Времена меняются.

— И не меняются, — сказал я.

— Ну, это высоты, философии, типа мементо мори. Помни о смерти. Если о ней постоянно помнить, то лучше и не жить.

— Да, — сказал я, — главный принцип — работа.

— Конечно. Это основная идея нашего времени.

— Когда это было наоборот. Не работать, отлеживать бок. Ну что-то типа Ноздрёва.

— Или Манилова.

— Почему Манилова?

— Ну, фамилия такая. Связанная с заманиванием. Вы что-то человеку объясняет, а он пытается вас куда-то заманить. В дебри собственного ума.

— Это интереснее, — заметил я, — а принципы работы все одинаковы. Успех, не успех. Попал, не попал. Заяц-не-судьба, или судьба.

— Что такое Заяц-не-судьба?

— Ну, это когда немного не судьба, говорят, что это такой заяц. Он обычно иметь тенденцию появляться часто. Либо он вообще не появляется. Это как тенденция. Ровная дорога, кривая дорога. Только и всего.

— Значит, работать.

— Нет, ну что вы так сразу, — сказал я, — работа — хорошо. Еще лучше — вектор тяги. Сделал пару движений, и дело состоялось.

— Ну, если надо текст писать, этим не обойдется.

— Можно написать очень точечный текст.

— Но всё равно.

— Согласен, — сказал я.

За этим разговором ничего и не последовало, но затем последовал обед. Обед — это как и прохождение планеты в одной и той же точке орбиты. Марс, например. Меркурий. Юпитер. Люди, мысли, дела. Тела. Глаза, взгляды. В основе всего — цикл. Ученые, впрочем, зная об этой цикличности, поместили в основу её, в нарушение этому, Большой взрыв. Но, впрочем, как же иначе? Но каково, например, было бы разумным существам, если б они обитали, например, в океане Энцелада. Никогда не пробиться наверх. Никогда не узнать — что мир есть еще и за пределом, за коркой льда.

Тут я размечтался. Все мои путешествия, все мои роли казались теперь сущей мелочью по сравнению с перемещениями вселенскими. Да, ведь мы задаем тон в линиях жизни и смерти, и я, и та команда, которая правит Домом, но мы не способны сделать ни шагу дальше. По сути дела, это — тот же самый Энцелад. Любить его, чтобы жить. Попытаться возненавидеть, чтобы расширить свои горизонты. Но всё это умозрительно. Говорить можно сколько угодно.

Я был в кафе один, и неожиданно появившейся Алмаз вручил мне записку. В ней говорилось:

Господин!

Помните, скоро выход молодёжи. Не забывайте.

— Кто дал эту записку? — спросил я.

— Передали, — ответил он.

— Но как идти? — спросил я словно сам у себя.

— Ты не знаешь? — спросил он.

— Я вообще мало, что понимаю.

— Здесь был странный человек. Странный по своему виду. Когда я его увидел, то мне показалось, что это не человек, но не знаю, как сказать. Мы, цыгане, такие вещи хорошо подмечаем. Допустим, человек жив. Или он мёртв. Но если бы это был просто мертвый человек, то было бы другое дело.