Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

Наконец, была топка.

Это было просторное помещение, где по двум стенам шли фронтальные части металлических печей. Кругом работали женщины в белых одеждах. Они были красивы и светловолосы, но в их внешности было нечто, что отбирало силы жить и думать. Одна из них открыла дверку печи, и я увидел бесконечность огня. Это не было обычной печью. Огненная даль светилась нездешним светом. Расстояние было велико. Наверное, это был ад, самое начало, хотя я и не видел грешников, не слышал их криков. Другая женщина поднесла кипу бумаг. Там были записи!

Судьба! Жизнь. Мысли, желания, сны, любовь, ненависть — весь код чьей-то жизни. И всё это полетело в огонь.

Именно поэтому и горело пламя. Его кормили жизнями. Не важно, чем это являлось. Пусть — записи жизни. Дневник. Отображение. Но кормление шло именно так. Я стоял завороженный, не в силах сказать ни слова.

— Ты останешься, — сказала мне одна из тех, кто подносили пачки бумаги.

— Почему?

— Ты тоже там горишь.

— И чего? — возмутился я.

— Ты и горишь, но ведь ты можешь заведовать всем этим.

— Зачем вам тут мужчина? — спросил я.

— Просто. Может — для любви.

— Нет, это несерьезно, — сказал я.

— Ты будешь смотреть в огонь и наслаждаться. Но ты знаешь, что в огонь можно сойти и идти по нему до самого дна преисподней. Тебе надо идти туда прямо сейчас, потому что ты там никогда не был. Тебе будет хорошо.

— Я пойду, — сказал я.

— Нет, — она перегородила мне дорогу.

— Сейчас я тебя туда брошу, — сказал я, — интересно, сгоришь ли?

Она смотрела мне в глаза, видимо, желая некоего запредельного слияния. Тогда пришло еще очень много женщин, все — с пачками бумаг, и я, взяв одну из пачек, вышел из комнаты. Тут мне стало ясно, что я прав. Не выберусь, никогда не выберусь. Нужен был ход, способ, метод. В одном из коридоров я встретил одну из копий той, что назвалась мне женой, взял её за волосы и ударил о стенку. Барельефы ожили. Это были существа-стены, разновидность иных существ, здесь — адские узоры. Неожиданно открылась дверь. Видимо, существа-стены решили меня выпустить вразрез с мнением женщины-смерти.

Тогда я вышел в аэропорт и некоторое время там сидел. Потому что это был нечеловеческий аэропорт вне времени и пространства. Возможно, это была жизнь, записанная на той пачке, что я делом случая схватил. Я ждал какой-то мифический самолёт. Оказалось, что у меня есть дети, два сына младшего школьного возраста.

— А где мама? — спросил я.

— Ты что, пап? — спросил один.

— Что такое?

— Она же дома.

— А-а-а.

— А почему ты спросил?

— Просто.

Послышался шум. Сквозь стеклянный купол крыши стал виден аппарат, который садился. Нет, современным самолётом тут и не пахло. Это было что-то огромное и плоское. Тогда мы пошли в буфет, и по пути я вышел в гостиницу, где мы остановились. Стоило перевести дух. Я подошел к окну и курил, глядя на портовые огни, и было видно, что авианосец всё еще стоит на рейде — огромный запредельный монстр.

— О, ты здесь, — сказал Никак.

— Да, — ответил я, — только что у меня были дети. Но я не знаю, ничего не знаю. Я не успел разобраться. Не было времени. Надо было поскорее вернуться.

— Хочу есть.

— И я.

— Пойдем, поищем что-нибудь?

— А разве здесь не кормят?

— Нет, почему-то.

— Ну, пошли.

Мы вернулись на улицу. Я ощущал себя легко, хорошо. Мы отыскали кафе и остановились там, и тут стало ясно, что кругом развешены нацистские флаги.

-38-й год, — сказал Никак.

— Зачем? — удивился я.

— Ты должен знать.

— Нет. Вроде знаю, вроде — нет. А что за город?

— Гамбург.

— Гамбург. 38-й год, — сказал я, — ладно. Еще бы знать, что мы тут делаем.

Я попытался подвести некий логический итог своему путешествию, делая акцент на мыслях, вернее, на подсознательных желаниях, ибо где-то там была спрятана истина. И как всегда, правда не была снаружи. Достаточно понять себя. Весь мир — проекция. Впрочем, это примитивно. Человек видит то, что позволяет ему его собственный механизм. Чтобы настроить этот механизм еще точнее, нужно просто вылезать из кожи, ибо в первоначальной настройке ничего такого нет. Конечно, муравей, глядя на мир, скажет — весь мир — туман и блики воображения, но — существует великое Я.

Но он не скажет. Всё это постиндустриально. Достижение цивилизация. Если жить в прошлые века, если жить вообще во времена, когда нужно было постоянно ловить животных, чтобы употребить их в пищу, то на размышления попросту не будет времени. Надо успевать бежать. И ты никогда не скажешь, что весь мир — внутри меня, потому что сзади может подкрасться саблезубый тигр и опровергнуть твой солипсизм.