Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— Я могу и вина попить, — проговорил По, — без ничего. Философский напиток. И — спать. Я сны вижу как-то особенно. Не думаю, что изменилось что-либо. Так и буду их смотреть. И мертвые, они тоже видят сны.

— Не знаю, как это выглядит структурно, — возразил я.

— Структурно? Что ты имеешь в виду?

— Вот тебе вино. Красное, сладкое. Наверное, это то, что ты хотел. Структурно — физически. Сон человека — это смесь, в которой присутствует много элементов. Мы же знаем, что перед рождением происходит плавка. Поэтому, например, нельзя сказать, чтобы у тебя была какая-та конкретная прошлая жизнь. Вся вместе взятая масса, она словно кипящий металл. И вот, когда масса движется по станку и выплавляются новые формы, каждая из них содержит совершенно много жизней прошлых. Совсем не одну. Но в плавке этой случаются неравномерности. Нельзя сказать, что это — сбой или что-то иное. Точных алгоритмов я не знаю. Если что-то одно возобладает…. Или же кусок руды был слишком большой. Словом, знания иногда сохраняются.

— Я где-то слышал, что было и учение, — сказал По, — как это всё сохранять. И переносить себя из одной жизни в другую в нетронутом состоянии. Но правда ли это?

Потом наступила ночь. Что вы знаете о ночи? Знают глаза. Знает ум. Отсутствие света — это далеко не всё, что бывает, что предстоит. Но и тьма в её общем понимании, как смеси небытия и погружения без света — это не совсем то, что нам нужно. Бывает и светлое зло. Бывает и яркое зло. Оно горит огнём, оно может быть ярче солнца. Дилетант может подумать, что это — свет. Но продолжать эту мысль не стоит….

Мы залегали в этой ночи, словно ископаемые. Окаменелости, которые уже не дышат, но способны быть предметами, находящимися внутри среды. Это и всё. Это даже выше, чем если бы предмет разрушили.

Скала, камень. Если бы человека не хоронили, а делали из него статую, это было бы примерно так.

Одна ночь — это фаза. Но она существует и в виде отображения ночи глобальной, ночи мировой, а также — Праматери, темной материи, которая жила в космосе еще задолго до появления всего живого….

Утром его не было. Я подумал — может, его вообще не было. Морена зевала и резала яблоко и морковь, делая смешанный салат. Мы завтракали легко, чтобы не нарушать энергетический настрой. Выходя из гостиницы, мы видели, что зима и не собиралась отступать. Все, что требовалось, зависело от нас. Морена присела и начертила в снегу буквы.

— Что это? — спросил я.

— Стихи.

— Ты сочинила?

— Не знаю.

— Ладно. Как ты думаешь, вчера что-то было, или нам показалось?

— Как знать?

Всё это имеет отношения к ощущениям реальности. Но люди здесь, конечно, переусердствовали, наделив сами себя недостающими частями, и самая верхняя точка этого пути — когда человек считает окружающий мир частью его и выражает мысли о зависимости горы от Магомеда. Вроде того.

Мы пришли довольно быстро. Казалось, мир сросся со сном, и мы не в силах ни управлять им, ни даже управлять собой, и теперь нет уже и движения по инерции. Кругом были дома, улицы, повороты, переулки, и всё это были — Дома, каждый из них представлял из себя архив отдельно взятой жизни или заархивированную эпоху. Тут нельзя путать с книгами, записками, хрониками. Всех их создают люди.

Любой Дом — сам по себе. Он — узор времени, знак, запись. Насколько мне известно, простому человеку не дано вообще знать про Дома, ибо это — прямое знание. Это всё равно, что если вы будете изучать вакуум космоса, нюхая его. Сумеете ли выжить? Попробуйте.

Многие алхимики погибали. Это честная смерть. Тут стоило что-то пересмотреть, однажды поверить в невозможное и выпустить всех алхимиков на волю. Но течение мысли менялось.

— Ты знаешь, что я — простой человек? — спросил я.

— Не знаю, — ответила Морена.

— А ты что-нибудь помнишь о себе?

— Да. Тьма, свет, и вот — свадьба.

— Но что было до этого?

— Чтобы я чувствовала себя нормальным человеком, у меня появилась память, и она как будто настоящая. Как будто я и правда, живу, и жила, и, если бы меня сейчас увести в другую страну, к другим людям, через некоторое время я буду думать, что всё так и есть.

— Значит, можно предположить, что человек может быть взрослым, но появиться на свет совсем недавно.

— Но это же штучно.

— Штучно, — ответил я.

— Нет, правда. Зачем всё это? Зачем ты вспомнил?

— Но ты же не думаешь об этом?

— Во мне нет переживаний.

Наверное, всё так и было. Впрочем, в душе еще оставались капельки света, чтобы разжечь волнительность души и заставить ее резонировать. Мы прошли улицей Домов и вошли во двор, образованный двумя крыльями здания, а также другим строением, расположенным напротив. Как и положено, все сооружения были покрыты стекловидным налётом, который свидетельствовал о нашем погружении внутрь времени, в его скрытые пределы, где нет развития и прогресса, и всё кажется законсервированным.