Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

Как можно было понять, Дома — это пункты. Можно сказать и другими словами. Если перед вами населенный пункт, тот весь он состоит из домов и транспортных сетей. Значит, какое бы качество ни нёс Дом, он всё равно остаётся Домом. Но если переходить в сферы, сходные с философскими, можно потерять концентрацию. Вы читали стихи, написанные, например, на техническом языке? Хотя, быть может, структурно это было бы идеалом. Но — главное не слушать никого, потому что очень много людей хочет казаться кем-то еще. Быть выше или ниже. Всё это можно распределить по двум веткам. Первая — это ощущение скорого и возможного.

Второе — это некое актёрство.

Пока, за всё время существования людей, никто не придумал ничего толкового. Но это не страшно. Достаточно, чтобы на земле в той или иной ипостаси появился человек, в котором бы сочетались черты жизни и смерти.

Мы были в нескольких городах, чтобы найти место, где находится дом, к стенам которого прикреплены пластинки из жидкого золота. У нас была своя собственная цель. Будучи главным в нашем отделе, я связывался со своими работниками посредствам современных средств коммуникации.

Мы в очередной раз ехали на поезде. Когда мы стояли в одном городе в средней России, в местах, где энергия обладает скрытым эгрегором параллельности, я смотрел в окно и видел множество локомотивов. Они словно оживали, напоминая коров или быков. Это была их сходка. Людям вместе так никогда не собраться, потому что в душах мало братства и тепла. Я, впрочем, не против сложности отношений внутри человеческого вида. Локомотив может жить лет сто. За это время многие успеют прийти, расцвести, увянуть, уйти и найти свое место на полках забвения, при чем, такой цикл может повториться и пару раз, и больше. А железные коровы всё живы, лишь бы был уход за ними.

Мы ехали в плацкарте, чтобы рассматривать людей. Морена много разговаривала. Я вообще не разговаривал. Один наш собеседник был врач, другой — работник сетевого маркетинга в области желтых таблеток. Обоим было немногим за пятьдесят. Таблеточника звали Григорием, врача — Денисом. Отчества не употребляли.

Говорили о хард-роке. Я также говорил, но молча, хотя и не посредством дешифрации колебаний мозга. Нет, просто я использовал джаббер в смартфоне.

— Как дела? — спросил я.

— Почти всё хорошо, — ответил Ортиц, — но иногда я не выдерживаю цвет.

— А другие?

— Если ты полностью сольешься с цветом, то можешь потерять человеческий вид, — сказал он, — и тогда нет никакой разницы, жив ты или умер.

— Но разве ты живёшь? — спросил я.

— Да. И ты живёшь в формате «разве».

— Это верно, — ответил я, — все живут именно так.

— Тут нет ничего особенного, — ответил он, — это физика, химия, математика и метафизика. Мертвое тело снабжено застывшими записями, которые испещряют его, точно татуировки. Пусть тела нет, но есть темная материя души. Чтобы записи стали более, скажем, живыми, необходимо потреблять внешнюю энергию. Определенное количество энергии достаточно, чтобы существо казалось живым.

— Но что главное?

— Именно запись.

— Книга?

— Да. Но это — книга, которая написана на теле духа. Пусть и нет духа. Но — что-то есть. На чем-то это написано. Можно сказать, что эта книга — одна из самых низких по уровню структур. При достаточном количестве тепла можно оживить и человеческий индивид, в любом его проявлении.

— Ладно, — сказал я, — значит, можно отказаться от света вообще?

— Можно, но — незачем.

— Тогда ты будешь утонувшей книгой?

— Точно.

— Но если книга утонет слишком глубоко, можно ли её достать?

— Давай подумаем.

Морена в тот момент упомянула такие редкие коллективы, как «Firefox» и «Americade», а также — «Defcon», а также — «Godflash», видимо, улавливая мои мысли о книгах, тела которых уже нельзя достать. Но тут все просто. Когда скелет темной души опускается в мире мертвых ниже дна, он начинает залегать и коксоваться. Туда, в эти слои, еще не проникал. Если предположить, что исследовательский нюх еще не обнаружил все возможные запахи мира и небытия, то конечно, туда стоило бы отправиться. При чем, это можно было сделать прямо отсюда. Мысль — лучший корабль.

— Как ты думаешь, — написал я Ортицу, — что там можно откопать? Например, то, чего еще никто не видел.

— Кто именно?

— Я или ты.

— Именно мы?

— Нет, любой из нас.

— Может быть, протоструктура?