Мы ехали и говорили — об этом и не об этом. Каждый из нас понимал, что-то из увиденного в какой-то форме должно быть открыто. Стенка не такая уж непроницаемая. Её не нужно взрывать. Достаточно правильно смотреть внутрь себя. Человек уже снабжён всем необходимым.
— Еще немного, и я свыкнусь с мыслью, что мы будем ехать вечно, — сказал Борис.
— Вы видели аппараты, которые потерялись во времени? — осведомился я.
— Нет. А вы видели?
— Да, я видел. Я видел самолёты. Наверное, есть и другие примеры. Может быть, корабли. С сухопутным транспортом сложнее — потому что и скорость перемещения ниже, и дорога очевидней.
— Интересно, что испытывает человек? — спросила Алла.
— Я бы тоже хотел это узнать.
— Вы не знаете?
— Нет, мне кажется, что я знаю — но так как я не видел, я не могу быть уверенным в том, что это мне не кажется.
— Наверное, всё возможно, — проговорил Сергей, — ведь то, что мы видим — возможно.
Мы приехали на площадь, и тут пространство наполнилось жизнью — повсюду двигались какие-то непонятные, довольно ровные с геометрической точки зрения, механизмы. Кругом были здания — вполне человеческие, стеклянное фойе с дверями, ручки, порожки — словом, все атрибуты для хождения. Автобус остановился и открыл двери. Мы вышли, не имея никакого понятия о дальнейших действиях. Также нельзя было точно сказать, как далеко мы пробрались внутрь города, внутрь этого непонятного электронно-бетонного нароста на теле безвременья. Автобус пыхнул и двинулся дальше, и вокруг нас перемещались ровные, выточенные по некоему сходному лекалу, колёсные аппараты.
Небо здесь было как будто белее. Словно была плёнка. Возможно, так и было. Солнце пряталось где-то там, в высотах других измерений. Облаков не было, и его не было. Я предложил войти в здание. Мы так и сделали.
Ружьё было, конечно же, ни к чему. Я всё время порывался последовать примеру Бориса и спрятать его в свернутом в скатку спальном мешке, но для этого надо было всё разворачивать. В итоге, я поленился, так и оставшись в образе охотника. В фойе же имели место люминесцентные лампочки, повороты в коридоры, двери лифтов и — большое количество аппаратов вдоль стен, которые с первого взгляда можно было счесть за игровые.
Да, но на этом сходство заканчивалось. К тому же, мы были здесь единственными людьми.
— Аппараты предназначены явно для людей, — сказал Борис, — по высоте — да. Пульт — да.
— Давайте пробовать, — сказал Сергей, — всё равно отступать некуда.
Мы выбрали каждый себе по аппарату. Я дотронулся ладонью до темной стеклянной поверхности, и она зажглась, изобразив сенсорный пульт с большими сегментами. Экран тотчас ожил, и я к своему удивлению увидел Тассио Тассо, и иная жизнь в моей голове зажглась — ведь минуту назад я ничего об этом не знал.
— И правда, — проговорил я, — как же так, я приехал в Козлово, даже не зная о том, что я живу одновременно в нескольких жизнях. Я же размышлял о статьях, которые напишу, о том, что я нет такого места, то есть, издания, где бы я описал всё это — ибо в мире, который отсюда выглядит почти двумерным, нет потребностей ко всему этому. Нет и не будет. И никто не виноват, просто так устроено. Если в правду не подливают немного лжи, то она никому не интересна.
— Здравствуйте, — обрадовался Тассио, — где же вы сейчас находитесь?
— Не знаю, — ответил я, — где-то далеко, где-то близко.
— Вы скоро прибудете в штаб? — спросил он. — Никто не знает, когда вас ждать. Морена собиралась на задание, но она хотела увидеть своего мужа до отправки.
Я икнул, понимая, что эта жизни идёт параллельно, и где тут основная линия?
Вместе с этим, я мог отметить, что каждый включил в своей аппарате что-то своё. Это происходило само по себе. И тут оставалось только догадываться, кем или чем являлись мои попутчики. По аналогии со мной, они могли жить и иную жизнь.
Может быть, каждый человек имеет на то право. Но в этом случае его жизнь прорывается лишь в виде коротких рецензий на трансляции — мы чаще всего почти не помним всего того, что снится. Между тем, точка входа в иную жизнь может быть расположена именно там. Переключение между личностями происходит плавно и незаметно. Никто не заподозрит. И верно — сколько люди живут, никто ничего не понял. Во всяком случае, в литературе никто ничего не описал.
— Правда, — сказал я, — я нахожусь там, сам не знаю где. Что ты посоветуешь, Тассио? Почему я живу и ничего не знаю. И это место. Нет, я его знаю. Я больше ничего не знаю.
Читать дальше