Петр Кириченко - Край неба

Пришла весна, и Федору стукнуло пять десятков.

Жена настаивала, чтобы этот день отметить как полагается, приготовиться, созвать гостей. Федор заупрямился: нет! никаких гостей, никаких приготовлений. Он давно поджидал погожих весенних дней, потому что хотел поехать в лес, побродить, пописать свежую зелень. Глаза его так устали видеть серые стены мастерской, привычность квартиры, что даже краски из тюбиков казались блеклыми, будто бы тюбики подменили.

— Нельзя так, Федя, — убеждала жена. — Мы не затворники, не бирюки. Найдем, чем угостить, чем встретить, а то скажут: «Зазнался Самохин!»

— Да, зазнался, — мрачно ответил Федор, которому не хотелось даже говорить ни о чем подобном. — Скажут в любом случае, и, хорошее — вряд ли… Пойми ты, не хочется мне никого видеть…

— Понимаю, — не уступала жена. — Ты засиделся, а тебе выходить надо, к людям надо. А то — с нами да в мастерской…

— К людям? — переспросил Федор. — Ну хорошо, к людям, так к людям. А где грошей возьмем? Нет их, сама же говорила… Вот если бы я поехал с Александром, все равно ведь просидел без пользы…

— Федя! — жена повысила голос. — Чтобы я никогда больше не слышала об этом. Александр губит себя халтурой, а ты…

— Но ведь без пользы просидел.

— Это неизвестно…

— Перестань, — оборвал жену Федор, понимая, что она права, и ушел в мастерскую. — Друзья, именины, — выругался он уже за дверью. — Где они, эти друзья, раньше были… Нет их, друзей, одни знакомые. Никто не придет и не спросит, как ты живешь, есть ли, на что хлеба купить. Все что-то делят, говорят без умолку, а тут сидишь как в окопе…

Федор разошелся так, что жена даже к двери боялась подойти, ходил по мастерской, ругал всех подряд, вспомнил даже то, что в мансарде было холодно, и как одну работу проткнули при перевозке. Это, казалось бы, не имело отношения к гостям да, собственно, и к художникам, но Федор остановиться не мог. Правда, когда вышел из мастерской, то поутих немного, махнул рукой.

— Будь по-твоему, — сказал. — Все равно придут и без приглашения, но как же с деньгами…

— Ой, Федя! — обрадовалась жена. — Есть немного. Ты не думай об этом…

— Оно само думается.

— А ты все равно не думай, — учила жена. — Бори эти мысли… Жили же раньше и проживем. Займем, если что, а поедешь послезавтра.

— Какой еще день будет, — буркнул Федор, строго поглядев на жену. — Займет она…

Но все же улыбнулся, подумав, что жена у него с пониманием.

Гостей набралось человек тридцать, было весело, шумно и дымно. Сидели в мастерской за длинным, кое-как устроенным столом. Федора поздравляли, желали успехов, преподнесли подарки, а он, обычно молчаливый, разговорился, повеселел и рассказал, как еще в госпитале рисовал портреты солдат. Рассказывал, а сам нет-нет да и поглядывал в угол, где стояла подаренная винтовка, ржавая, с прикипевшим намертво затвором, без приклада, но со штыком.

«Для натуры тебе, — сказал даривший. — Да чтобы всегда была перед глазами, потому как войну ты прошел от края до края…»

Федор поблагодарил, взял в руки винтовку, почувствовав на ладонях шероховатость ржавчины, тяжесть металла, осмотрел ее и поставил к стене, где рядом с кистями и красками лежали пробитая каска, пустая граната и саперная, с коротким держаком лопата.

— Вот за это спасибо! — поблагодарил он еще раз, так ему пришлась по душе винтовка.

На другой день, собирая этюдник, Федор еще раз подержал винтовку в руках и вспомнил, как в самом начале войны забыл свою трехлинейку на привале. Шли они тогда спешно, при полной выкладке: винтовка, сто пятьдесят патронов, противогаз. Ему достались еще и пулеметные диски. Измотаешься, пока идешь, а привал короткий. Где упал, там и уснул, вещмешок под голову сунул — и забылся. И вроде бы и секунда не минула — подъем. «Строиться!.. Шагом марш!..» Схватился Федор, стал в строй и зашагал, а кинулся тогда, когда с километр отошли. Что-то не так, идти вроде бы легче, вроде бы чего-то не хватает. Точно! Винтовку оставил! Что делать?.. Сказать?.. Накажут. И тогда Федор выскользнул из строя и подался назад. Ночь, темнотища, дорога и та еле белеет, где уж тут винтовку увидеть. Догадался бежать по кювету, чтобы если не увидеть, то наткнуться. Место не запоминал, да и как его запомнишь. Шли, шли, а потом — привал. Наткнулся все же на винтовку, обрадовался, схватил и рванулся за своими. Пока догнал, запалился, мокрый весь… Федор постоял, вспоминая, погладил винтовку. «Вот такая наука война, — подумал. — Чего только в ней не бывало; расскажешь — не поверят…» И вышел из дому.