В профилактории работала нянечкой некая Лиза, Лизавета Сергеевна, худенькая невзрачная женщина, заботой которой была смена белья да питьевой воды в графинах. И вот она, эта Лиза, увидела, как Суханов тащил сетку мандаринов, золотистых, отборных, и так ей захотелось порадовать детей… А тут, как нарочно, Суханов, заглянув в комнату и не обнаружив никого из своего экипажа, обратился к ней с вопросом:
— Где наши… орлы? В столовой?
— Нет, — ответила Лиза. — Пообедали и поехали в город.
— В город… — недовольно пробурчал Суханов. — Привыкли по магазинам шастать… У, народ!
И теперь Суханова задело даже это, с обидой подумал он о том, что его не подождали. Он позабыл, что так было всегда: никто из экипажа Суханова не ждал, да и он ни в ком не нуждался, держался особняком.
— Вы не продадите мне немного? — решилась спросить Лиза, зная, что сухумские экипажи отличались щедростью.
Суханов, услышав это, сразу же заважничал и тут же приврал, что привез фрукты приятелю. Он даже рассердился, добавив, что тащил их как верблюд.
Суханов улегся на кровать и разговаривал с Лизой лежа, огромный и все еще сердитый.
— Так и ему ведь хватит, — уговаривала Лиза Суханова, даже не подозревая в себе такую смелость. — Не два — так один килограмм, у меня на больше и денег не хватит.
— Хватить-то хватит, — рассуждал он и, кстати, вспомнил, что у него есть в этом городе не то что приятель, но так… вместе учились, — но я обещал, а если обещал…
— Не себе прошу, — говорила Лиза, не понимавшая, что этот человек скорее выбросит или сгноит, чем продаст просто так. — Я ведь детям… — И краснела от стыда, и, сама не зная почему, не уходила.
— Понятно, что детям, — отвечал Суханов, думая о том, что не знает, где живет его сокурсник, а можно бы зайти, раз такой казус с ним произошел. — Детям оно пользительно… А сколько их у тебя?..
— Двое, — отвечала Лиза и снова краснела, будто в этом было что-то постыдное.
А Суханов, глядя на ее смущение, подумал, что она даже привлекательна в белом ломком халате. Он ощупал ее взглядом и нашел, что ее маленький нос похож на кнопку запуска двигателей. Ему так пришлась по душе собственная фантазия, что он даже повеселел.
— Двое!.. Ишь ты! — воскликнул Суханов так, будто его это очень удивило. — И какие же они? Большие?.. Маленькие?.. Мальчики?.. Девочки?..
— Мальчик восьми лет, девочка — шести, — ответила Лиза и насильно улыбнулась.
— Ишь ты! Восьми! — снова воскликнул Суханов. — Да ты, понимашь это, продавать мне резону нету. — Он произнес «понимашь» и, щерясь, глядел на Лизу. — Мне, понимашь, ласка нужна, уважение, и что твоя бумажка… Тьфу, да и все!
Лиза молча взялась за дверную ручку, но все еще стояла, будто не зная, как ей выйти.
— Ты вот что, дорогуша, — продолжал размышлять Суханов, вставая с кровати и подходя к ней. — Раз у тебя двое детей, ты должна соображать, накроешь стол, хлеб да соль, как говорят у нас, посидим, поговорим. У тебя квартира?
— Комната, — отвечала женщина. — Одна комната…
— Да… — раздумчиво произнес Суханов. — Не разгуляешься… Но хоть бы и в комнате, было бы желание. Скажешь детям, что я дальний родственник…
— Так продадите килограмм?.. — спросила Лиза еще раз. — Не получится у нас ничего.
— Не понял?!
Это Суханов сказал так, как говорил жильцам коммуналки: «Ноги!» Голос его зазвенел. Он смотрел на женщину не мигая.
— Дети у меня, — пояснила Лиза, уже не глядевшая на сетку с мандаринами. — Что вы говорите, подумайте…
— А то и говорю… Пять килограммов тебе отпущу, — сказал Суханов все таким же железным голосом. — Мне от тебя ничего не нужно… Посидим, поговорим, да время и убьем, мне все легче, а то сиди в этой комнате…
Суханов хотел было еще что-то сказать, но обиделся, даже лицом побелел. «Черт знает что! — думал он. — За свой же товар да еще и упрашивай всякую…»
— Извините, — сказала Лиза и вышла.
— Ты подумай, подумай! — прокричал ей вслед Суханов, страшно разозлившийся.
«Черт знает что! Строит из себя! Цаца этакая! — думал он, меряя шагами комнату. — Тоже мне, хоть бы медсестра или там… докторша, а то — няня, уборщица, можно сказать, и на тебе: у меня дети. А у меня что, не дети?.. Эдак если пойдет и дальше, то что же оно будет? Нет. — Суханов никак не мог успокоиться. — Распоясались, мокрохвостки, скоро управы никакой не достанешь!» Суханов снова недобрым словом вспомнил кассиршу, по чьей вине ему пришлось пережить такое унижение, и спустился в столовую. Там он в одиночку и очень сердито пообедал, рыкнув на официантку, когда та замешкалась со вторым блюдом. «Раскормилась на халяву, — подумал, глядя официантке в спину. — Управы нет на вас!»
Читать дальше