Кирилл Рябов - 777 [litres]

– Даже не знаю, что сказать, – пожал я плечами.

– Врать мне не надо, – нахмурился Фомченко.

– Я не вру. Просто я забыл. Я ему должен был деньги.

– Деньги. Так, сколько?

– Пятьсот. Там же написано. Пятьсот рублей.

– Да? Ну, ладно. Можете отдать их мне.

Он посмотрел на проигрыватель.

– Выключите. Такой музыкой пытать хорошо.

Я выключил.

– Так что? – сказал Фомченко.

– Что?

– Пятьсот рублей.

– Вам?

– Ну да, а что вас смущает?

– У меня сейчас нет. Отдам, когда будет.

– Хотя бы половина-то есть?

– И половины нет.

– Может, сто есть?

– Я плотно на мели, – сказал я. – Сижу без копейки.

– Ага, на шее у старого отца, – произнёс Фомченко презрительно. – А вот, кстати. Он же Билялетдинов Ринат Искандерович, а вы, получается, Хлебников Игорь Анатольевич?

– Долгая история, – сказал я. – Он не совсем мой отец.

– А кто?

– Ну, можно сказать, отчим.

– Зарегистрированы где?

Вот же пристал! Я уже понял, что он такой же гад, как Денисов. Если не хуже. В принципе, они все одинаковые. Только степень паршивости у каждого разная.

– В этом доме. В сто тринадцатой квартире.

– А квартиру сдаёшь?

– Нет, там жена. И сын. Ну, вернее, не сын. Не важно.

– Выгнала, значит? Понятно, – кивнул Фомченко. – Ладно, увидимся ещё.

Я испугался, что он вдруг с какой-то стати протянет мне сейчас руку и придётся как-то уворачиваться. Но участковый, конечно, этого не сделал.

– Пятихатку занесёшь в опорник, – сказал Фомченко на прощанье. – Это же долг чести, понимаешь? Погиб офицер и всё такое…

Он ушёл. А у меня вдруг разболелась нога. Я опять включил проигрыватель, лёг на топчан и стал слушать эту странную музыку.

Через три дня полного безделья, которые я провёл в дворницкой, по радио сообщили, что менты поймали проститутку, которая зарезала Денисова. Это была Марика. Её схватили на вокзале. Я не удивился. А японская радиация всё никак не могла сюда добраться, чтобы прекратить мои мучения.

Я лёг на топчан и заплакал. Потом достал телефон и набрал её номер. Абонент недоступен. А больше и позвонить оказалось некому. Не хотелось об этом думать. Я так и провалялся весь день, время от времени похныкивая, а иногда ненадолго засыпая. За стенами этой убогой дворницкой кипела весна, слышно было, как талый снег течёт с крыш.

Вечером пришёл старик. Он выглядел усталым и раздражённым. Включил чайник и проигрыватель.

– Пожалуй, Мусоргский будет к месту, – сказал он, устанавливая пластинку. – Картинки с выставки. Какие новости?

– Никаких, – ответил я.

– Почему ты ничего не делаешь?

– А что я должен делать?

– Ну что-нибудь. Не валяться весь день, например. Знаешь, на кого ты похож?

– На кого же?

– На полотенце. Которым вытерли сам знаешь что.

– Ладно. Пусть будет так. Ты похож на принца, а я на обосранное полотенце. Как-нибудь переживу.

– Не выражайся. Знаешь, что ещё? Я нашёл тебе работу. Раз ты сам этого не делаешь, сделал я.

– Так, так. И что это за работа? Метрдотель? Креативный менеджер?

– Лучше, – ответил старик ласково. – Я бы сам пошёл. Но меня не возьмут из-за возраста. Если ты туда устроишься, мы с тобой будем самыми счастливыми людьми.

– Хорошо, я пойду. Попытаю счастья. Куда идти?

– На севере открылся небольшой мясокомбинат. Один знакомый мужик устроился туда в охрану. Он сказал, что им требуются забойщики скота.

– А охранники им не требуются?

– Охранники? Это работа для толстожопых лентяев. А забойщик – работа для мужика.

– Ты матюгнулся, – сказал я.

– Когда?

– Только что. Сказал: «толстожопых».

– Это не считается, – ответил старик равнодушно. – Так ты пойдёшь?

Видимо, это судьба. Никуда от неё не деться.

– Пойду, – сказал я. – Плевать.

И на следующее утро я сел в автобус и поехал на север, в промзону. Старик дал мне немного денег на проезд и обед. Было начало девятого. Салон заполнили мрачные рабочие люди с серыми лицами. Я смотрел на них и чувствовал страх вперемешку с отвращением. Как же быстро я скатился туда, где барахтался все годы. А если подумать, то скатился ещё ниже. Теперь буду убивать животных. Дадут мне фартук, сапоги и кувалду, пустят навстречу стадо коров… Ох! Придётся каждое утро перед работой выпивать стакан водки, чтобы выдержать всё это. А потом в обед и вечером. Но решатся ли мои проблемы? Я сильно сомневался. Вернее, я был уверен, что ничего не изменится в лучшую сторону.

Я вылез на остановке у мясокомбината и зашёл на проходную. Каждый шаг давался с трудом.