Кирилл Рябов - 777 [litres]

Вечером я сидел в дворницкой и слушал классику. Старик где-то шлялся. Мне было тоскливо. И музыка попалась унылая. Хоть вешайся. Я взял первую попавшуюся пластинку и поставил на проигрыватель. Мент так и не объявился. Марика на звонки по-прежнему не отвечала. Зато клиенты Ирады звонили через каждые полчаса. Я уже устал посылать их. Хотя в этом было некое сомнительное развлечение. Один из посланных вдруг заплакал. А другой пригрозил вскрыть мне глотку. Всего позвонили семнадцать раз. Я уже ненавидел эту мелодию.

Я не знал, что делать. Чем заняться. Потерял всё что можно. По идее нужно было искать работу. А иначе как расплачиваться с банком? Но от одной только мысли о поиске работы мне становилось муторно. Да и где я найду работу с таким наваром, чтобы можно было заткнуть рот этим банковским крысам?

Вошёл старик. У него было испуганное лицо. Но, услышав музыку, он слегка успокоился.

– Антон Брукнер, симфония номер три, – сказал он между делом. – Но может довести до самоубийства, если чересчур злоупотреблять. Но как не злоупотреблять?! Это же так прекрасно!

– Что мне делать? – спросил я.

– Воевать, – пожал он плечами.

– Я уже навоевался. Да и пушки у меня нет больше.

– Пушки у тебя нет? Где же она?

– Я её выбросил. Она не стреляла.

– Достань новую и воюй.

Старик включил плитку и поставил чайник.

– Ты слышал, что нашего участкового убили? – спросил он.

– Какого участкового? Денисова, что ли?

– Ну да. Сегодня менты тут днём вынюхивали. Меня выспрашивали, что да как.

– Где? Когда?

Я слез с топчана и стал ходить из угла в угол. Проблема с вымогательством пятисот тысяч решилась. Но возникла новая проблема. В убийстве теперь могли заподозрить меня. А вдруг он кому-то рассказал, что ждёт от меня деньги?

– Не знаю, – сказал старик. – Они ничего не сказали. Может, новый участковый расскажет.

– А кто он?

– Я не видел. Но должен же кто-то быть на его месте.

Я выключил проигрыватель и включил радио. Послушал новости. Там ничего не сказали про то, что хотелось услышать. В конце объявили, что радиационный фон пока в норме. Пока.

– А вот говорят, что во Владивостоке у некоторых людей уже лучевая болезнь началась, – сказал старик. – Фукусима всё ещё пылает, сынок.

Ночевали мы опять вдвоём, на топчане. Всё-таки у старика было много хороших качеств. Например, он не храпел. Не пытался меня обнять или столкнуть на пол. Да и ноги об меня погреть он тоже не пытался.

Утром я решил прогуляться и в очередной раз хорошенько всё обдумать. Старик ушёл убирать двор. Я выпил холодного несладкого чая, надел ботинки и вышел. Прямо у входа чуть ли не нос к носу столкнулся с милиционером. В животе стало жарко, очень жарко.

– Вы Хлебников? – спросил он.

– Да, – ответил я. Хотя собирался сказать «нет».

– А мне сказали, что вы здесь. Очень хорошо.

– Кто сказал? – спросил я.

– Ваш отец. Дворник.

– Ах, он.

– Моя фамилия Фомченко. Я ваш новый участковый.

Он был молодой, лет тридцати. И выглядел дружелюбно.

– Надо поговорить.

– Ладно, – сказал я. – Здесь? Или у вас?

– Пока здесь, – ответил Фомченко. – Если удобно.

Это «пока» мне очень не понравилось.

– Что случилось с Рудольфом Энгельсовичем, знаете?

– Кем-кем?

– Вашим участковым.

– Денисовым то есть?

– Ага.

– Слышал, он погиб. Но подробностей не знаю.

– Его убили, – ответил Фомченко.

Он расхаживал по дворницкой, глядя по сторонам.

– О, какой у вас интересный проигрыватель. А музыку можно включить? Я никогда пластинок не слышал.

Я схватил первую попавшуюся, установил и включил.

– Ян Сибелиус, концерт для скрипки с оркестром ре минор, – прочитал на обложке.

Фомченко немного послушал и скривился.

– Будто гвоздём по железяке. Ладно. Так вот, его убили. Зарезали. Кровищи столько!

– Кошмар, – сказал я. – Вы меня подозреваете?

Он помолчал, глядя почему-то на мои ботинки.

– Да нет. Тут другое. А подошву покажите.

– Подошву?

– Да, подошву покажите.

Я показал одну и другую, повернувшись к нему спиной.

– Там женщина была, – сказал Фомченко. – Проститутка. Похоже, Рудольф Энгельсович пытался её задержать.

Ну, конечно! Я вспомнил, как Денисов звонил по телефону «лягушечке».

– Взяли её? – спросил я.

– Пока нет. Бегает где-то. Но это недолго, я думаю. Личность известная. У неё куча приводов. Я про другое хотел спросить. Знаете, у Денисова был блокнотик с собой, а там записано: «Хлебников. 500». Что бы это значило?