Фридеберт Туглас - Небесные всадники

Надо сказать, что на первых порах эта жуткая психическая атмосфера делала мое пребывание здесь очень тяжелым. Потребовалось все напряжение воли, чтоб не поддаться воздействию среды. Еще немного — и я тоже убежал бы отсюда. К счастью, самый тяжелый душевный кризис я пережил уже в Авеллино, так что сюда прибыл более или менее здоровым. Постепенно я свыкся с местом. И вот теперь я здесь и здесь останусь, назло всем бесноватым призракам развалин!

Пока я пишу, маленькая Амика пытается своими молодыми зубами покусывать мою бороду, словно она соломенная. Не правда ли, Амика, мы не боимся развалин и останемся здесь, что бы нас ни ожидало?

Ранней весной прошлого года, роясь в развалинах одного барского дома близ Спирито Санто, я натолкнулся на интересную находку: это была большая частная библиотека. Дом, разумеется, был полностью разрушен, однако библиотека все-таки уцелела. Две высокие бетонные стены упали друг на друга таким образом, что образовали над ней как бы шатер. И никто не догадался искать под ним поживы.

Казалось бы, для человека в моем положении это необычайно счастливая находка. Но, по совести говоря, я уже отвык развлекаться чтением. Мои шершавые мозолистые руки так долго имели дело с грубыми предметами, что уже разучились держать книгу в изящном переплете. Да и вообще книги теперь не очень-то меня привлекают. Я, правда, люблю размышлять, но чтобы размышлять под впечатлением книги, нужно иметь терпение и время. Все мои нынешние мысли зарождаются случайно, из внутренних побуждений, как бы непроизвольно. А в книгах столько намеренного, нарочитого, неискреннего! Сразу видишь, что у автора есть в жизни только одно дело — думать. И он отображает не смысл жизни, а жизнь мысли. Но это очень ограниченная жизнь.

Все же я время от времени захожу в эту библиотеку, роюсь в книгах и уношу домой то, что кажется интересным. А с тех пор как появился Данет, я перевозил книги целыми грудами — и для чтения, и для топлива. А сейчас я особенно нуждаюсь и в том и в другом, так как осенью приходится много сидеть дома, и промозглая сырость пробирается даже в жилье.

Восстанавливая забытые знания, я читаю по складам латинские тексты, одолеваю с грехом пополам итальянцев да испанцев и других писателей, чей язык мне знаком лучше.

Но все-таки чтение не доставляет мне полного удовольствия, и главная причина этого — сама литература. Передо мной все четче и четче вырисовывается духовный облик бывшего владельца найденного мною добра. Это какой-то человек fin de siècle’я [1] Конца века (франц.) . , зажившийся в нашем веке. В подборе его книг отразился необычайно жеманный вкус, предельно оторванный от современности и разума. Эти книги — словно голоса с Сириуса, настолько они чужды тому миру, в котором я живу. А может быть, сейчас всякая литература производила бы на меня такое впечатление?

И есть еще одно — уже более личное. Вкус этого книголюба и замечания, оставленные им на полях, выражают прямо-таки болезненный страх перед грядущей катастрофой. Подобно римской знати времен упадка, он тоже ищет и находит приметы вырождения мира. Тут необычайно много литературы, посвященной изучению всевозможных психозов. Будто и у него самого что-то непрерывно болело. А это-то больше всего раздражает меня и злит. Хозяин книг чем-то напоминает мне меня самого, хотя я и считаю, что нахожусь в полном душевном равновесии. Или в моей душе таятся и другие крайности, свойственные ему? Вот было бы ужасно выявить свою внутреннюю сущность даже не с помощью какого-либо писателя, а с помощью его читателя!

Чтобы освободиться от нервной неустойчивости, стараюсь найти для чтения что-нибудь погрубее. Настоящую радость доставила мне «Похвала глупости» старины Эразма {36} 36 Эразм — Эразм Роттердамский (1469—1536) — философ, писатель и богослов. Один из крупнейших представителей европейского гуманизма эпохи Возрождения, автор философской сатиры «Похвала глупости» (1509). . А ведь он жил отнюдь не в самое мудрое и спокойное время, хоть это время и было более мудрым и спокойным, чем наше. И превозносить глупость своей эпохи за то что лишь она вносит в жизнь свежесть и веселье, — это не так плохо придумано, даже если принимать все сказанное впрямую. Ибо здоровая и солидная глупость при всех условиях вещь более успокоительная, чем вечное самокопание. Но достичь ее не легко даже Данету, который вздыхает на своей подстилке из старых газет.

Нынешняя зима ветрена и неласкова. Выходить можно лишь в овечьем тулупе, какие, бывало, носили пастухи из Абруццо. Над побережьем Виа Партенопе ревет буря, а у мола Сан-Виченцо клокочет белая пена штормовых волн. И по огрызкам пальм еще хлещет ливень!