Фридеберт Туглас - Небесные всадники

Дед возвел мрачный сарацинский замок, окружил его крепостным рвом с подъемными мостами. Словно орлиное гнездо на вершине утеса, высился дворец над городом и страной.

Дядюшка бесчисленными пристройками разрушил мрачную грандиозность крепостных стен. Рвы он превратил в пруды, а подъемные мосты — в гирлянды вьющихся растений.

Он разбил сады, террасами сбегавшими по городским стенам к морю. В парках он поставил воздушные павильоны, прорубил ходы в зарослях и придал лужайкам таинственность.

Он открыл библиотеки, картинные галереи и жирафьи зверинцы. Он поселил в гротах эхо, ароматизировал фонтаны и подкрасил воду в прудах.

Он пригласил заморских музыкантов, ворожей и фейерверкеров. При нем основал свой театр божественный Гоцци {24} 24 божественный Гоцци (1720—1806) — итальянский драматург и поэт, создатель театральной сказки (фьябы). и творил знаменитый виртуоз Калло {25} 25 виртуоз Калло (1592 или 1593—1635) — французский график, создававший виртуозные офорты, в которых соединялись фантастика, гротеск и острые реалистические наблюдения. .

У него гостил Эрнст Теодор Амадей {26} 26 Эрнст Теодор Амадей — Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776—1822) — немецкий писатель-романтик, композитор, художник. В его произведениях философская ирония и причудливая фантазия сочетаются с сатирой. , и именно здесь набросал лорд Бекфорд своего несравненного «Ватека». Именно здесь, а не в Фонтхилле, как ошибочно считают некоторые.

Эти веселые и серьезные увлечения сделали жизнь дядюшки фантастичней любой сказки.

Его преемник уже ничего не менял. Он только мирился с тем, что сам был сказочно фантастичен.

На открытой крыше принцесса приостановилась, чтобы окинуть взором окрестности.

Внизу с трех сторон краснели городские крыши и петляли узкие улочки. Река разрезанной мостами лентой пробивалась через чащу домов и впадала в море.

На западе за городской стеной белел песчаный морской берег, чтобы выше раскинуться красной пустыней. За ней — снежные вершины гор, словно ряд белых зубов, укрывали небосклон.

На севере, точно перси ландшафта, возвышались светло-зеленые виноградники. Они исчезали вдали, зажатые между заснеженными горами и лежавшими на востоке лесами.

Но чем дальше на юг, тем более жалким становился лес. Пошли бескрайние мареммы, где камыш стоял, как бамбуковые заросли. Дымка над спящими вечным сном болотами казалась багряной в свете солнца. И в этом мареве проплывали силуэты фламинго.

Болота обрывались черной береговой линией, похоже было, что ее нанесли кисточкой, обмакнутой в тушь. Дальше открывалось море, подернутое белесым туманом, из которого виднелась сладкая, зовущая синь сапфировых вод.

На горизонте то ли в море, то ли в небе синел остров с куполами дворца, почти прозрачными в солнечном свете. То был морской королевский замок, сказочней самой сказки.

Залив клином вдавался в город. Через него был переброшен арочный мост с башнями. По эту сторону моста виднелась гавань — обилие корабельных флагов, позлащенных галер с красными балдахинами, сетей, сохнущих на корме рыбацких лодчонок.

Сотни людей со всех концов света сновали в гавани: арапы в огромных тюрбанах, азиаты с крашеными рыжими бородами и мрачные, глядящие исподлобья меланхлены, на родине которых с неба падает один лед.

В отдалении на полных парусах уходили к горизонту три корабля. Они становились все меньше и меньше, чтобы наконец исчезнуть вовсе.

Принцесса смотрела им вслед, и, судя по ее глазам, у нее могли быть неисполненные желания.

«Вот бы полететь на этих парусниках к неизведанным мирам, скрыться за горизонтом, исчезнуть вместе с ними…» Хотя, может быть, она исполнит это желание завтра же.

Но тут удар жезла Трастулло о каменные плиты прозвучал для нее неумолимым приказом. И она подчинилась, вступив в зал Совета, возвышавшийся в конце террасы.

Это мрачное помещение сохранилось в неприкосновенности еще с дедовских времен. Чернея, выгибались над головой его своды, в узкие окна вливался тусклый, желтый свет.

Только портреты государственных мужей кисти Калло оживляли это мрачное помещение. В них мастер раскрылся во всей своей гениальности. Нигде не был он столь остроумен, как в этой серии типов политической комедии дель арте.

Что за рожи и что за позы скрывались под масками и пурпурными мантиями! Челюсть — словно целый военный поход, глаза — по меньшей мере государственный переворот. Мэтр писал больше ядом и кровью, нежели красками. Некоторые портреты были выполнены одной лишь желчью интриг.