Фридеберт Туглас - Небесные всадники

Началось одевание, исполненное внутренней страсти и внешней грации.

Обе камеристки буквально светились восторгом. Само вдохновение двигало их проворными пальчиками, воплощавшими самые дерзкие идеи. Творческий дар вкупе с глубоким знанием контрапункта облачения являлся здесь полней, чем когда бы то ни было прежде.

Сам туалет длился три часа, и к концу его принцессе было двадцать лет, поэтому некоторые детали пришлось подправить сообразно ее возрасту.

И когда настал черед Труффальдино начать сложнейшую прическу, из другой двери появились двое посторонних: ученый Плюсквамдотторе и поэт Лелиан.

Плюсквамдотторе был в завитом парике и больших очках в черной оправе. В разговоре он то и дело тыкал перед собой длинным ногтем указательного пальца правой руки.

Лелиан был невысокий старичок, его полысевшую голову словно лавровым венком обрамляли кудряшки. В руке он держал большую суковатую палку.

Чем-то он напоминал того стихотворца, который тысячу лет назад {21} 21 стихотворец, который тысячу лет назад — предположительно китайский поэт Ли Бо (701—762), стихи которого посвящены радости бытия, наслаждению вином на лоне природы. утонул в Желтой реке, а чем-то — автора божественной «Sagesse» {22} 22 «Sagesse» («Мудрость», 1881) — книга стихов французского поэта Поля Верлена, одного из основоположников (вместе с А. Рембо и С. Малларме) символистского направления в литературе. . Нос у него, как, вероятно, и у них, был багровым.

Принцесса дружески кивнула гостям, тряхнув волосами, распушенными, как белый венчик одуванчика.

Они расположились на золоченых табуретках у окна и начали беседу.

Поэт, как всегда, был косноязычен. Он не находил нужных слов, заикался, запинался на каждой фразе, как человек, не владеющий прозой. Потом он вовсе растерянно умолк и только ритмично постукивал тростью по полу, словно отбивая стихотворный ритм.

Зато Плюсквамдотторе был красноречив. Он говорил о высокой науке, громко, отчаянно жестикулируя, основательно уснащая свою речь фразами на мертвых языках. Ему были ведомы все тайны астрологии, а его существо было пропитано алхимией. Он готов был составить гороскоп всему человечеству, превратить свинец в золото, а при желании — золото в свинец.

Но сегодня он сильно позабавил принцессу своей непримиримой ненавистью к доктору Спаккаструммоло. Он пришел просить, чтобы принцесса отправила этого шельму, этого шарлатана на костер или по крайней мере в изгнание. Он даже гороскоп Спаккаструммоло подготовил, который со всей очевидностью указывал на пламя.

Принцесса смеялась до изнеможения, так что Труффальдино со своими щипцами приходилось чуть ли не джигу отплясывать вокруг ее дергавшейся головы.

И все же желание ученого не было исполнено. А вот поэту принцесса велела вручить кошель для уплаты трактирных долгов. Как раз об этом и думал пиит, отстукивая ритм своих стихов.

Прическа, которая заняла бездну времени, иногда до неузнаваемости меняла голову принцессы. Волосы взлетали, как пламя на ветру, свивались в клубок, раздваивались рогами по обе стороны головы. Однако же результат этой сложной работы был предельно прост и изящен. По обеим щекам ниспадали нежными завитками локоны, украшенные двумя живыми цветками, аромат которых усиливали изящные духи.

Когда принцесса встала, чтобы закончить одевание, вся она в кружеве нижнего белья была пышной, точно куст сирени…

Лелиан тут же сочинил подобающий сонет, который, правда, не сумел толком исполнить. А может, просто не решился, ибо, невзирая на возраст, Лелиан был несколько легкомыслен, как и все писатели, даже прозаики.

Вскоре бесформенность белья скрыло платье, ворот которого поднимался сзади едва ли не выше головы, а впереди декольте узким мыском сбегало к поясу. Вырез посреди спины был выполнен в форме сердца. Это место Труффальдино оживил мушкой-амореткой.

К концу туалета принцесса была само совершенство. Эту истину не сумело бы исказить даже самое кривое зеркало. Мадам Пимпа согласилась с этим, а Лелиана красота принцессы сделала еще косноязычней.

Уже в самом конце за дверью раздались тяжелые шаги дворецкого Трастулло и стук жезла по мрамору коридоров.

Трастулло, толстый, румяный, стоял на пороге, касаясь головой притолоки. Его пышные усы были закручены кверху, на голове красовалась широкополая шляпа с огромными перьями, в руке — серебряный жезл. Он походил на валета червей и одновременно на короля бубен.