Фридеберт Туглас - Золотой обруч

Иногда он, выходя из дому, видел, что толпа детей идет следом за ним. Грязными руками они показывали на него и кричали. Потом они начали швырять в него камни и грязь. Он бросился бежать, дети за ним.

Но тут же он почувствовал, что и он и дети стоят на месте, а все окружающее бежит мимо. Бежали деревья, дома, телеги и церкви. Красная башня бежала мимо, качая зеленой крышей!

И он начал смеяться, он смеялся так, что слезы выступили на глазах. Удивленные дети остановились и отошли в сторону. Он один остался посреди улицы.

Тогда он вдруг почувствовал печаль. Он шел со склоненной головой и плакал. Сердце его разрывалось от боли.

— Не то! — пробормотал он, вытирая глаза. — Не то!

Он пытался проснуться, но не мог.

Он смутно помнил еще освещенную детскую, игры в саду и бег за золотым обручем.

Он хотел бы снова вернуться в эту комнату! В эту страну счастья! Туда, под цветущую яблоню!

Он попытался, но больше не нашел двери. Он знал, что она скрыта за мебелью и под обоями. Поэтому он вытащил шкафы и кровать на середину комнаты, но все равно не нашел двери.

Тогда он принялся срывать обои со стен. Кое-где стена была изъедена сыростью, и обои слезали большими лохмотьями. Но дальше бумага накрепко приклеилась к стене, и ему приходилось проделывать тщательную, кропотливую работу.

Прошло много времени, прежде чем стены наконец были очищены от обоев. И все-таки дверь не показалась!

Он тупо оглядел ободранные стены. В одних местах они позеленели от плесени, в других почернели от копоти. Кое-где на штукатурку наклеены были старые газеты.

Напечатанные вышедшим из употребления шрифтом, они пожелтели от времени. Высоко держа свечу, он попытался прочесть об этих прошлых временах и давнишних событиях.

Рука его, державшая свечку, задрожала.

Он увидел черный крест и под ним свое собственное имя. Он умер. Неизвестный газетчик петитом на краю полосы рассказал о его жизни.

Как много надежд подавал он в молодости! Но этим прекрасным цветам не суждено было превратиться в плоды. Это была неудачная, напрасно прожитая жизнь.

Он избрал себе иные цели и иное окружение, чем от него ожидали люди. Он умер для всего творческого и действенного. Он жил только для себя — а это все равно, что вовсе не жить!

И как ужасен был его конец!

После смерти матери он снова после долгого перерыва приехал в родной город. Он жил здесь один, чужой всем, пока не пропал без вести. Через долгое время его труп был обнаружен за городом в торфяном болоте. Мир его праху!

…Юргенс сел на пол и поставил свечу рядом. Большая черная тень его упала на стены и потолок. Он долго сидел так, подняв лицо.

Да, возможно, подумал он. Быть может, сообщение в этой старой газете было правдой, а сам он ошибкой. Там правда, а он, Юргенс, лишь сон.

Разве сон непременно должен сниться кому-нибудь? Разве не может сон существовать сам по себе, как мысль существует в книге, в то время как сам мыслитель уже давно превратился в прах? Не живут ли призраки сами по себе, хотя никто не видит их и не догадывается об их существовании?

Все стало ему сразу ясно.

Только сном, только призраком был и сам он!

Он был лишь воспоминанием о себе самом, только мыслью о себе самом. Он был запоздалой мечтой, в то время как мечтатель уже давно исчез. Страдание его было лишь задержавшимся в воздухе вздохом, дрожью листка после того, как ветер давно уже утих.

Он почувствовал, что становится плоским, словно тень, и легким, словно свет. Ему стоило лишь захотеть, чтобы переменить свое местонахождение и свой вид. Он был еще только некоей догадкой, некоей идеей.

Небо было странно освещено этой ночью. Мокрые тучи отсвечивали желтым, словно отражая какой-то невидимый свет. Землю обволокла мутная пелена.

Юргенс беззвучно передвигался по улицам. Он снова прошел через город, спустился к реке, остановился на мосту. Он долго глядел на поток.

Непрерывно текла вода в сумраке. Словно символом движения и бренности было это бесформенное вещество там, внизу: мириады водяных капель в желтом отсвете облаков.

Какая-то неведомая сила понесла Юргенса через темные улицы. Он снова очутился у кладбища.

Большие железные ворота были заперты, но двое нищих сидели перед ними: безглазая женщина и безногий мужчина в корыте. Они сидели неподвижно, наклонив головы, словно мертвые.

Но когда Юргенс прошел мимо, безногий оперся на руки, склонился к уху слепой и сказал жутким шепотом:

— Этот человек умер!