Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Он махнул обречённо рукой:

— Ладно, чего тут темнить. Как говорится: сказал «а» — говори «б». В общем, слушайте…

Кабан возбуждённо бил кулак о кулак. Скоро уже, скоро! Не зря он выслеживал щенков. Сегодня вечером — самое удачное время для мести! Теперь главное — выждать. И выбрать удачный момент. Пусть пока вся компания заседает у Прохора. Он не гордый, подождёт. Час, два, три… терпения хватит! Кабаном овладел охотничий азарт. Кровь его играла, он прерывисто дышал. Нечасто в этой пресной жизни можно получить такое удовольствие!

Нечто подобное он испытал всего один раз. Закинули к ним в камеру одного пассажира. Тот с порога пальцы веером разогнул. Привет, мол, братва, что-то там ещё буркнул — типа поздоровался. Ну, оказали ему гостеприимство. Для начала башкой в унитаз ткнули — зубы, что семечки посыпались. Быстро обломали. Новичок ещё пытался там что-то про беспредел бормотать, толковищем каким-то грозился. Дурила! Участь бедняги была предрешена, сверху поступила команда: «Фас!»

Сначала, конечно, поглумились над ним вволю. А как без этого? Оприходовали всей камерой голубка. И только потом уж — не спеша — убивать начали. Как говорится: с чувством, с толком, с расстановкой. Вот тут-то Кабан испытал ни с чем несравнимое, в буквальном смысле — неземное удовольствие! Никогда, ничего — ни до, ни после этого он не испытывал.

И вот сегодняшним вечером предвидится нечто похожее. Аж кровь закипает! Ноздри Кабана раздулись, он громко, сам не замечая того, засопел.

Рассказ Прохора никого, кроме Веры, особенно не взволновал. Откопали крест — подумаешь! Ну, поковыряли заброшенную могилку товарищи слегка. Это, конечно, плохо, но… даже на административное правонарушение не тянет. Что же тут страшного может быть? Подумаешь, мистика! Ерунда. Да и вообще… могила, не могила — не поймёшь, что и было. Однако Вера не разделяла всеобщей беспечности.

Она сокрушённо качала головой:

— Ох, и натворили вы дел. Дай Бог, чтобы обошлось.

Тем временем, солнце зашло за горизонт. Пора и честь знать, гости засобирались. Хозяин проводил посетителей до калитки.

На прощание он отвёл Веру в сторону:

— Милая, думаю вопросик тебе задать. Можно?

— Конечно, дядь Прохор. Спрашивай.

— Я, в отличие от этих балбесов, — хозяин кивнул в сторону практикантов, — верю в то, что ты говоришь. А вот, к примеру… не можешь сказать мне, где Клавушка сейчас?

Прохор с надеждой заглянул в глаза девушки. На несчастного мужика было больно смотреть.

— Нет, не знаю. Но, наверное, скоро многое прояснится. Совсем скоро.

— Что ж, будем ждать. Если какая помощь понадобится — то я завсегда. А завтра с утра жду вас. До свидания всем!

— Всего доброго, Прохор!

Ребята пошли провожать девушек в комендатуру.

Кабан незаметно — кусточками, кусточками — сопроводил всю группу до околицы. А потом рванул домой: делать себе алиби.

Бугай распахнул дверь и сглотнул набежавшую слюну. По всей избе разносился аппетитный запах щей. Сестра, видать, наготовила. Для кого и варит, дура? Сама ест меньше воробья. Дочку отправила к свекрови — подальше от греха, то бишь от дядьки. Так и ладно, он не в обиде — чем меньше народу, тем больше кислороду. Ишь, краля — позу держит, не разговаривает. Ничего, скоро у тебя сладкая жизнь закончится, Танечка!

Запах квашеной капусты приятно щекотал ноздри, в животе заурчало. Отбросив колебания, Кабан решительно завернул на кухню.

Татьяна возле рукомойника чистила кастрюли. Она даже не повернулась в сторону брата. Кабан же схватил самую большую миску и навалил себе солидную порцию, ополовинив на раз кастрюлю. Вот так-то, Танюша! Попробуй, что-нибудь скажи. Но сестра молчала.

Детина опустошил блюдо, громко отрыгнул и, ковыряя пальцем в зубах, сообщил сестре:

— Я с утра собираюсь в город съездить. Работу поискать. Так что, пораньше спать лягу. Ты меня не буди.

Женщина ничего не сказала в ответ. Она продолжала молча тереть кастрюлю. Да пропади ты пропадом, злыдень! Дал же Бог братца!

Татьяна была на тринадцать лет старше Кабана.

Она помнила, когда мать привела в дом здоровущего дядьку, как оказалось — недавно освободившегося из лагеря. Мама объявила Танюше, что теперь это будет её новый папа. Глупая, наивная женщина! Не понимала она, что в двенадцать лет человек уже почти взрослый.

Новоявленный «папаша», бывший на десяток лет моложе своей жены, оказался настоящим тираном. Самый что ни на есть волк в овечьей шкуре — злой и хитрый. Девчонка боялась возвращаться домой после школы, особенно, когда мама работала в вечернюю смену. Ещё как-то сдерживающийся при супруге, наедине с Танюшкой отчим зверел. Он буквально истязал падчерицу за малейшую провинность: бил девчонку ремнём, запирал её в тёмном чулане, лишал ужина. Матюгом и тумаком «воспитывал» ребёнка поселившийся в их доме дядька.