Алексан Аракелян - Поиски натуры

– Тебе пора в армию, сказал человек в зеленом. – Отслужишь, отдашь долг Родине и вернешься. Он понял, что его не отпустят. Знал, что больше не увидит себя. Там где должен был быть он, были только руки матери, а он не успел выйти из камня.

Он был художником, но на сборах в военкомате не сказал об этом. У него были сильные руки и жилистое тело, его взяли в разведку. Потом отправили в горы. Часто там было холодно, а иногда и голодно, когда он шел по горным тропам в дозор.

Иногда стреляли они, а иногда по ним. Один раз встретились в рукопашной, и он успел первым засунуть под чужую лопатку нож. Потом он стоял и смотрел, как идет кровь…

Когда военная служба закончилась, дали по двести рублей на дорогу, но он не знал, куда ехать. Денег хватило бы только на дорогу. Ему сказали, что он может остаться в армии. Армии он не хотел. Он двинулся к морю. Сел в грузовик, который довез его до Пятигорска, а потом на перекладных добрался до Сочи.

Стояло лето, было жарко. Он сидел на пляже. Песок уже начал выдавать вечернюю сырость. Рядом с ним села она и попросила огня. Они познакомились. Ей было двадцать. Лицо чистое и неестественно бледное. На ней была только футболка с длинными рукавами. Когда она вскидывала руки, они падали к плечам, и он видел следы уколов.

Он собрал сухие ветки и разжег костер, как на дозоре в горах.

– У тебя хорошо получается, – сказала она. – Ты хочешь меня? Ты мне нравишься. Это не будет стоить денег.

Он понял, что хочет, потому что у него не было до нее женщины.

– Я не знаю, – ответил он. – У меня не было женщины…

Потом они лежали на песке у огня. Ему не было ни хорошо ни плохо, но тепла, о котором он мечтал там, в снегах, не было. И в ее голосе не было ничего, кроме усталости. В ней была только усталость.

– Я скоро умру, – сказала она. – Не хватает денег на наркотики, а без них мне конец. У тебя есть деньги?

Он протянул ей последние пятьдесят рублей.

– Этого не хватит, – глянув на деньги, сказала она. – Надо под кого-то ложиться. С утра пойду в гостиницу ловить туристов.

– У тебя есть работа?

Он отрицательно помотал головой.

– Устройся в морг. Здесь платят только в морге, а в других местах обманывают. Здесь нет работы. Если не боишься трупов, устройся в морг.

– Мы еще увидимся? – спросил он ее.

– Да, – сказала она, если хочешь, то вечером, здесь или немного подальше. Ты зажжешь костер, и нам будет тепло. Если у меня будет все нормально с «лекарством», то я постараюсь любить тебя. Ты же не знаешь, как это хорошо! Хотя вру, и я об этом забыла, но я попробую…

В морге и в самую жару было прохладно. К трупам он привык еще когда учился в училище, и немного – на военной службе. Здесь были тела. В них не было души. Он обмывал их и помогал сшивать. За это платили неплохие деньги, но он все равно спал на пляже, куда вечером приходила Нина. Так ее звали. Он давал ей деньги, зная, куда они уйдут, но понимал, что так лучше. Она старалась отблагодарить его. И эти гримасы, как ей казалось, были похожи на настоящее чувство, которое она старалась ему высказать. Они ложились вместе под одеяло и смотрели на звезды. Она быстро засыпала.

Это случилось под осень, когда работы было уже мало, и синие тела утопленников все реже попадались среди трупов городского морга. Он увидел ее, уже раздетую, на столе. Черты лица были спокойны, и этот покой уже нельзя было нарушить. От него ушел друг, хороший друг, и только теперь он понял, что жизнь конечна, и ее сопровождает смерть, что по этой дороге идет и он.

У нее не было документов, он не хотел оставлять ее в холодильнике. Ночью вывез и похоронил на горе, рядом с пляжем, где утром поднималось солнце, а вечерний закат уходил по склону горы. Теперь он мог каждый день прощаться с ней.

Он выехал в Москву. Все тогда что-то находили в Москве, и он поехал туда. В купе поезда он познакомился с одинокой женщиной, которой не хватало мужчины, а ему – того, что было утрачено со смертью матери, – тепла. И он остался с ней.

Это была очень активная женщина. У активных женщин бывают проблемы. Он решал эти проблемы так, как его учили, и она стала богатой. Он не замечал, что находится при ней, а не она с ним. Общих детей не появилось. Были только ее дети, к которым он был равнодушен.

За это время он ни разу не взялся за резец. Ему хватало еды, постели, машины. Он мог тратить столько, сколько хотел, и тогда он стал скучать. Скучать с того момента, когда обнаружил, стоя перед зеркалом, что волосы побелели. И ему захотелось другого тепла. Он подумал, что сможет почувствовать его, если поедет в Сибирь, к себе домой, и поднимется на четырнадцатый этаж.