Ким Корсак - Предел погружения

– Не говорил? – офицер поднял брови. – Да ты сам должен был прибежать ко мне, сверкая пятками. А почему? А потому, что в любой момент что-то случится – пожар, затопление отсека, выход из строя реактора – и что ты будешь делать, не пройдя инструктаж по борьбе за живучесть? Переминаться с ноги на ногу все пять секунд, которые тебе остались?

Сашка сглотнул.

– Я слышал, что подводные лодки этого проекта надёжны, – тихо, твёрдо произнёс он, не отводя взгляда от злых глаз офицера. – И что на «Белуге» опытнейшая команда.

Морщины на смуглом лбу разгладились, офицер вдруг улыбнулся – совершенно по-человечески.

– Правда. Но готовым надо быть ко всему, не забывай. Артур Караян, – он протянул Сашке шершавую тёплую руку, – командир дивизиона живучести. Отвечаю за то, чтобы из ста пятидесяти человек, выбравшихся в море на этой скорлупке, домой вернулись все сто пятьдесят.

– И за то, чтобы гальюн вовремя продували, – подал голос парень за его спиной. Артур сердито обернулся:

– А тебя никто не спрашивал. Связист на подлодке – это вообще ошибка природы, тупиковая ветвь эволюции. Ох и не повезло тебе, Вершинин, с соседом, – он повернулся к Сашке, подталкивая второго вперёд, и тот возмущённо обернулся:

– Это мне с ним не повезло! Я думал, ты мне поможешь его как-нибудь по-тихому извести.

– Видал, Вершинин, как у нас обращаются с журналистами? Знакомься: Илья Холмогоров, связист, лентяй, душитель свободной прессы. Но ты его не бойся, в душе-то он добрейшее создание. Бойся меня, – он вновь сложил руки, – я из тебя все кишки выну и на буй-вьюшку намотаю. Давай, одевайся, – он кинул на кровать пакет. – Бери с собой пэдэашку и дуй ко мне в девятый отсек. Чего до ужина ждать – начнём прямо сейчас делать из тебя подводника.

– Ладно, – Сашка с сомнением покосился на пакет. – А пэдэашка – это что?

– Портативный дыхательный аппарат, – Артур наклонился, рванул пакет, извлёк оттуда красную коробочку на ремне – такую же, какая висела на бедре у него самого. – Вот он, – приоткрыл, изнутри торчал длинный хобот. – Без него из каюты ни ногой.

– Да без толку, – Илья закинул ногу на перекладину, влез наверх. – Он хорошо если к концу автономки им пользоваться научится.

– Почему вы так думаете? – тихо спросил Сашка. В горле заскреблась обида.

– Да потому что на тебя один раз посмотришь – сразу всё понятно, – Илья вытянул ноги, повернулся на бок к нему спиной. – Будешь выходить – дверью не хлопай, я сплю.

Ладонь Артура ощутимо пихнула Сашку в спину.

– Ещё не родился такой дебил, которого я не мог бы научить включаться в дыхательный аппарат. Так что меньше слушай этого соню и больше занимайся делом. Сам доберёшься до отсека или мне над тобой стоять, как наседке?

– Нет-нет, – Сашка поспешно потянулся за пакетом, вытряхнул на койку синюю робу из плотной ткани, такие же штаны, прорезиненные тапки. – Сейчас переоденусь и приду.

– Давай.

Артур повернулся и вышел.

Сашка сел на койку, обхватил голову ладонями. В висках стучало.

– Ну как? – сонно, сипло донеслось сверху. – Дошло, что это тебе не прогулочка по Неве на катере? Надумаешь плакать – отсек не затопи.

Сашка промолчал. Посидел ещё немного, бросил быстрый взгляд вверх и принялся торопливо стаскивать пижамную рубашку.

Лучше не задерживаться.

– Огурец, говоришь?

Доктор, долговязый паренёк с тонкой длинной шеей, поглядывал на Пашу Карцева с видом мудрого аксакала, тонкой струйкой наливая прозрачную жидкость из банки в стакан. На лодку его прислали меньше месяца назад, это была его первая автономка, но экономить спирт он уже научился, как научился гонять матросов из трюма к себе в лазарет и обратно с ящиками, не кашлять в курилке, насквозь пропитанной копотью, и отзываться «так точно!» в ответ на любое слово начальства. Паша доктора уважал – и к кому, как не к нему, было прийти с тяжестью в голове и на душе?

– Значит, огурец, – повторил доктор, поставил стакан перед Пашей. Тот жахнул его одним махом, жадно глотнул воздуха – внутренности обожгло, в висках застучало гульче. – И что ты с ним делал?

– В том-то и дело, Гриш, – Паша придвинулся к столу, – я его резал. Взял нож и вспорол ему бок – от сих до сих, – он рубанул рукой, и доктор осторожно отодвинул от него банку. – И хотел его есть, посыпал солью. Тут сигнал на вахту подали – я и проснулся.

– Ну, прекрасно, – доктор закинул ногу на ногу, плеснул себе. – Чего ты всполошился-то? Не успел во сне похрустеть огурцом и теперь страдаешь?