Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Я приехал к старикам на короткие зимние каникулы – дедушка очень хотел меня видеть. Знаменитое «Бородино» мне надо было за эти дни выучить наизусть. Но такие стихи, в которых прямо-таки бушует сражение, запоминать нетрудно.

Было около восьми утра. В предрассветной синеве над проемом двора еще висел яркий серповидный месяц. А синева бледнела, бледнела, и все четче становились очертания построек, окружавших двор. Я видел все это, потому что сидел со своей книжкой у окна, окаймленного по краям тонким, кружевным узором инея. Окно очистили ото льда с вечера, мороз за ночь не успел заткать его. Другие окна были сплошь затянуты. Они потому замерзали, что зимой в доме было холодно. Иногда очень холодно. Сегодня утром, например, я проснулся оттого, что озяб, хотя спал под ватным одеялом. Я и одевался дрожа, и одевшись чувствовал, как меня до самых костей пробирает. Немедленно растопить печку!

Когда я зимой гощу у бабушки Абигай и дедушки Ханана, этим ответственным делом занимаюсь только я. Получилось это как-то само собой. Просто с раннего детства я непременно вертелся рядом, когда бабушка или тетки топили печку, донимал всех своими приставаниями: «А можно мне?» – и, наконец, так надоел, что однажды услышал: «Что ж, попробуй сам». Я был горд и счастлив, мне больше всего на свете нравилось возиться с огнем. И с тех пор я ревниво следил за тем, чтобы, пока я в доме, никто моих прав не нарушал. Ради этого, дрожа от холода, вскакивал по утрам первым.

Печка эта… Глядя на нее, я часто вспоминал большую, до потолка печь в доме деда Ёсхаима. Зимой она горячая и днем и ночью, в комнатах всегда тепло! А здешняя печка была малюткой, карапузиком, хотя и называлась почему-то «буржуйкой». Видно, тем, кто ее так прозвал в давние годы гражданской войны, казалась роскошью и такая печурка. Так вот, была она железной, круглой, всего-то в метр высотой. Стояла на маленьких ножках. С одного боку – выпуклая дверца, с другого – длинная труба, которая сначала тянулась параллельно полу, потом под прямым углом поднималась вверх и, еще раз изогнувшись, вылезала в форточку. А сверху была съемная крышка. Очень удобно: засыплешь сверху топливо, закроешь крышку, поставишь на нее, скажем, чайник кипятить (а бабушка и обед здесь иногда готовила), и потом уж через дверку следишь за тем, как печка топится, дровишки подбрасываешь. Впрочем, обычно топили углем.

Этим утром ведерко с углем, как обычно, уже стояло возле печки: его с вечера приносили из сарая. Тут же лежали щепки и старые газеты. Я аккуратно сложил их на самое дно, а уголь сверху насыпал так, чтобы не завалить растопку.

Дрожа от холода (быстрей, быстрей!), я чиркнул спичкой. Ух, как ярко вспыхнуло пламя! Сразу набросилось на газеты, принялось жадно пожирать их, потом – щепки. Погоди, огонь, не спеши, ведь надо, чтобы и уголь раскалился! А уголь-то как раз не очень торопился. Огненные языки охватывали его со всех сторон, обнимали, лизали. Черные камни оставались на вид все такими же холодными.

Но вот, наконец, на их гранях стали появляться белые, сизоватые точки. Они расползались, расширялись, превращались в мерцающие пятна. Пламя вокруг становилось все меньше, угасало, но теперь уже угли полыхали жаром! Я почувствовал, что становится теплее, теплее, что от «буржуйки» непрерывным потоком идет тепло.

У этой малютки были свои достоинства, ее тонкие металлические стенки нагревались почти сразу. Зато и охлаждались очень быстро, стоило прогореть углям. Днем можно было подтапливать, а за ночь печка остывала. Но сейчас я наслаждался! Сначала, конечно, согрелись ладони, которые я держал над огнем, потом волны горячего воздуха начали обнимать меня, проникая сквозь одежду. Первыми это почувствовали локти, плечи, колени, чувствительное местечко на спине между лопатками. Благодать!

Когда возле печки стало слишком уж жарко, я поставил на нее чайник с водой – бабушка с вечера его приготовила – и уселся с Лермонтовым у окна.

И как раз тут за моей спиной, как бы продолжая сцену боя, раздался грохот. Ну, не такой уж, правда, сильный, но я даже вздрогнул. А это всего-навсего гремела на кухне посуда. Вот как я был занят печкой и Лермонтовым: не заметил, что бабушка вышла из спальни!