Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Сейчас, например, меня поражает ее терпение. Казалось бы, самое время покапризничать, поплакать, поныть. Эммка отлично это умеет. Попробуй кто-нибудь поступить с ней несправедливо (по ее мнению) – Эммка такой крик поднимет, так начнет визжать, что могут лопнуть барабанные перепонки. Любому мальчишке-обидчику даст отпор и за себя, и за подружек. Отпор будет достаточно громогласным. Но вот сломала ногу – и никакого нытья, никакого визга.

Эммкино терпение не раз поражало меня и прежде.

Во время летних каникул я обычно гостил в Ташкенте у деда Ёсхаима, а Эммка – у бабушки Абигай. Сказать по правде, я сестренке не завидовал. Когда у тети Розы, маминой сестры, появилась дочурка, Эммка, приехав, сразу же «назначалась» ее воспитательницей, нянькой – называйте, как хотите. Это и вообще не слишком легко, а уж нянчить Мирку…

Свет еще не видывал такой отчаянной шалуньи и озорницы! Бывало только к дому подходишь, уже слышишь визг, хохот, а то и грохот мебели. Помню, как однажды эта пятилетняя разбойница прыгала в спальне с кровати на кровать, переворошив и разбросав все простыни, одеяла, подушки. Это было любимое Миркино развлечение. Уже и пух летал по комнате – одна из подушек не выдержала. Мы с мамой как раз пришли навестить Эммку. И как открыли дверь спальни, сразу зажали уши: Мирка визжала невыносимо.

А Эммка, спокойно и неторопливо прохаживясь от кровати к кровати, пыталась поймать шалунью за руку и приговаривала с безмятежной улыбкой: «Ну, все, хватит, напрыгалась! Поиграла и довольно!»

Ничего себе «поиграла», думал я, поглядывая на сестру с жалостью и удивлением. Я на месте Эммки давно бы сдернул эту соплячку с кровати, потряс бы как следует и нашлепал по мягкому месту. А Эммка терпит! И ладно бы час-другой, но ведь с утра до вечера, изо дня в день!

Я считал это терпением. Но, может, это была доброта?

Я не очень тогда разбирался в таких вещах, и все же всплески Эммкиной доброты иногда меня даже поражали – вероятно, потому и запомнились.

Была у нее подружка, Вика Степанова, соседка наша по дому. Нескладная такая девчонка, длинная, худая, неуклюжая. Ходила как-то странно покачиваясь, будто вот-вот упадет, только дунь на нее. Да еще и очки носила с толстыми стеклами. Не знаю, почему, но никто ни в доме, ни в школе с этой Викой не дружил. Кроме Эммки. Это уже само по себе говорит о чем-то: дети ведь в большинстве своем конформисты, предпочитают поступать «как все». А вот Эммка не предпочла.

Некрасивую и смешную Вику часто обижали мальчишки – то в школе, то возле дома. Эммка была главной заступницей и утешительницей.

Склонности у подружек были разные. Вика – та любила читать, Эммка долго предпочитала всем развлечениям и занятиям игры с куклами. Их было всего две, но какие ухоженные, какие нарядные, какие… Словом, все мы знали, что Эммка относится к ним с материнской нежностью. Они и спали с ней вместе, и туалетом их она занималась много больше, чем своим. В руки никому их не давала – попробуй только притронуться! Одна только Вика составляла исключение, хотя подруг у Эммки было немало.

Как-то прибежала она к Эммке зареванная. Подружки шушукались в укромном уголке зала, а я подслушал: Сервер, здоровый соседский мальчишка, сорвал с Вики очки и долго дразнил, не отдавал. Эммка тут же придумала какой-то хитроумный план отмщения. Вика немного утешилась, собралась домой. Тут Эммка вскочила: «Погоди». Она пронеслась мимо меня в свою комнату и вернулась в зал с куклой в руках. С самой любимой и красивой. «Бери, даю с ночевкой».

Я ушам своим не поверил. Чтобы Эммка отдала свою любимую куклу?.. На всю ночь?..

Однако далеко не всегда была моя сестрица такой доброй. Нередко она становилась совершенно невыносимой эгоисткой.

Предположим, идем мы с мамой на базар. Сестренка изъявляет желание сопровождать нас.

– Сумки тащить поможешь? – спрашиваю я, наученный горьким опытом.

Эммка кивает – мол, о чем разговор? Но с начала и до конца посещения рынка Эммкина помощь заключается только в том, что она непрерывно восклицает:

– Вот это хочу, мама!.. А это можно?

Ни малина, ни персики, ни мороженое, ни еще двадцать соблазнительных лакомств не укрываются от ее алчущего взгляда. Она встряхивает ниспадающими на плечи волосами – теперь уже не каштановыми кудряшками, а волнистыми, черными, как смоль, ее миндалевидные глаза умоляюще глядят на маму, она почти воркует:

– Ну, ма-амочка, пожа-а-луйста!

И материнское сердце не выдерживает…