Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Но Зоя не обманула. Через несколько дней мы подходили с ней к дому, где жила Элла.

Я шагнул за калитку во двор и оказался словно бы в Ташкенте, в нашем старом дворе. Здесь было так же уютно и зелено. Над зацементированной площадкой, на решетке, ее покрывающей, разросся густой виноградник. Лозы обвивали прутья этой решетки и с них свисали тяжелые, сочные грозди винограда, зеленые и темно-красные. Был в этом дворе такой же глиняный дувал, как у деда, возле него стояли столы и скамейки. Залаяла на нас собака – так же, как лаял Джек… А из глубины двора, из одноэтажного домика, доносились звуки пианино.

Зашли на веранду – она же была и кухней. Молодая женщина, стоявшая у плиты, воскликнула «Зойка!» – и бросилась навтречу. Такое знакомое было у нее лицо… И тут же я вспомнил: «Ой, так это же Света, медсестра Света!»

Несколько лет назад – я учился тогда в четвертом классе – пришлось мне недели две провести в больнице. Аккавакской она называлась, такой был район в Чирчике. Хорошая, между прочим, была больница, в основном потому, что располагалась возле небольшой рощи. В кронах деревьев с утра до вечера стоял птичий гомон. Я приходил сюда с мучительной головной болью, усаживался на скамейку… Сначала казалось, что птицы, особенно воробьи, поют, щебечут, чирикают, вообще галдят невыносимо громко, так громко, что голова сейчас лопнет. Но нет, чем больше голова наполнялась этим щебетом, тем слабее становилась боль, она смягчалась, отходила. И в какую-то минуту я вдруг замечал, что боли нет совсем, что голове, наполненной птичьей музыкой, так легко и приятно…

Гораздо хуже чувствовал я себя в палате. Там было нас пятеро. Один мальчик, звали его Игорь Савчук, был моим ровесником; мы, кстати, потом с ним очень подружились. Трое других – старшеклассники, великовозрастные оболтусы из числа тех, от кого учителя мечтают поскорее избавиться. Эта троица не давала нам с Игорем покоя ни днем, ни ночью. В палате происходило то, что в армии называют «дедовщиной». Утром мы стелили их постели. Когда они умывались, мы стояли возле них и подавали полотенца. Мы тасовали колоду, когда они играли в карты. Мы постоянно были в страхе и напряжении, но пожаловаться боялись. Однажды Игорь посмел не выполнить какой-то приказ – его избили. А у Игоря были больные почки. Тут уже я не выдержал и пошел к нашей медсестре Свете. Она с самого начал была приветлива и внимательна, я решил, что ей можно довериться.

– Чего ж вы молчали? – огорчилась Света. – Паршивцы, они и врачей задергали! Ну, ладно, я их полечу… Не бойся, вас больше не тронут!

Два раза в день Света всем нам делала уколы. Тоненькой иглой, очень умело, без всякой боли. На другое же утро, придя в палату, она, не скрываясь, вставила в шприц самую толстую иглу, какой берут кровь из вены, и подошла к одному из оболтусов.

– Ну-ка, давай задницу…

И тут же раздалось хриплое: «Э-э-у-у!»

Теперь я думаю, что сработала не только игла. Ведь при уколах можно выбрать местечко, где боль будет довольно сильной.

«Лечение» оказалось очень правильным. Оболтусы что-то поняли и оставили нас с Игорем в покое.

Вот так спасла нас когда-то медсестра Света. И вот как удивительно встретились мы снова через пять лет – ведь она была Зоиной родственницей и мамой той самой девочки, с которой Зоя решила меня познакомить!

Мы болтали и вспоминали, и смеялись – а музыки, которая вела нас сюда от калитки, уже давно не было слышно. И вдруг, обернувшись, я увидел, что позади, прислонясь к косяку двери, стоит худенькая невысокая девочка.

– Элла, ты что прячешься? Иди, знакомься, – сказала Зоя.

Она неторопливо подошла и пожала мне руку, застенчиво глядя в сторону. Я оказался смелее, я даже разглядел, какие у нее глаза. Карие… Мне и глаза понравились, и короткие черные волосы, и худенькая, гибкая фигурка. И стеснительность ее понравилась тоже – видно, мне по душе такие вот скромные девчонки… Словом, может быть, потому, что я заранее готовился именно к «романтической» встрече, я почувствовал себя… Ну, можно сказать, что влюбленным с первого взгляда. А немного погодя, когда Зоя упросила Эллу снова сесть за пианино, я уже глаз не мог отвести от ее рук.

Играла она – так мне тогда казалось – как-то удивительно мягко, нежно, легко, будто чуть прикасаясь к клавишам, будто только поглаживая их. И звуки музыки – а играла она «Лунную сонату» – тоже были какие-то особые, льющиеся. Действительно, как лунный свет… Прежде я никогда не чувствовал, какая это волшебная соната.