Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Три стула за обеденным столом в зале всегда вызывали во мне эти мысли. Эти темно-коричневые стулья были очень стары и очень прочны. Прочность, кстати, тоже была признаком сходства с хозяевами. Кроме того, стулья довольно сильно скрипели. И скрип каждого из них был поразительно похож на голос его владельца! Я отлично помню, как однажды уловил это сходство и как оно меня рассмешило. Стул деда покряхтывал с важностью, басовито. Бабкин скрипел звонко, с оттенком вечного недовольства. Стул Робика – с расстановкой, негромко, но настойчиво…

Скрипели стулья не только из-за своего почтенного возраста. Спинки их были очень уютными: высокую дугу обода поддерживала вогнутая перекладинка, от середины которой шла вниз, к сиденью, круглая палочка. Не знаю, почему – но каждому, кто садился на стул, непременно хотелось потереться спиной и об эту перекладинку, которая была как раз на уровне лопаток, и о палочку. Стул, конечно, начинал покачиваться, поскрипывать… А ведь так – день за днем, год за годом… Глядишь – и начали стулья скрипеть голосами хозяев…

Усевшись, я оглядел стол – что бы, мол, взять позавтракать, но, конечно, и на Чубчика покосился незаметно. Он сидел слева, лицом к окну, и, не удостаивая меня вниманием, размешивал чайной ложечкой сахар в пиале с чаем. Пиала была большая, с разбросанными по темно-голубому фону белыми хлопковыми коробочками, уже раскрывшимися, пушистыми. Такой рисунок на пиалах был очень популярен в Узбекистане. Тщательно и неторопливо размешав сахар, Чубчик начал делать бутерброд. Так старательно и сосредоточенно, будто баню строил. Взяв ломоть серого хлеба, он покрыл его тончайшим, почти прозрачным слоем сливочного масла. Масло размазывал очень аккуратно, чтоб ни один, самый крошечный, кусочек хлеба не остался голым. Проверив качество работы, Чубчик столь же аккуратно нанес второй слой масла поверх первого. Этот слой был немножечко потолще. И, наконец, третий слой масла завершил строительство бутерброда, идеально гладкого и аппетитного. Чтобы добиться такого эффекта, Робик обычно терпеливо дожидался того момента, когда масло, вынутое из холодильника, подтает, смягчится…

Что правда, то правда: бутерброд у Шефа выглядел замечательно! Достаточно было взглянуть на него, чтобы захотелось есть.

На столе было довольно много вкусного: яйца, сваренные всмятку, сыр, лепешки, мое любимое вишневое варенье с косточками. Но бутерброд, сделанный Чубчиком, казался мне теперь вкуснее всего. Такое уже случалось не раз. Обычно Чубчик, заметив, что я не прочь к нему присоединиться, пододвигал пиалу с маслом поближе ко мне и предлагал: «Чего ждешь? Мажь». Сегодня же он молчал, по-прежнему глядя в окно… Ах, так, – подумал я. И сам потянулся за масленкой. Налив себе чаю, я надкусил бутерброд и, почему-то совсем осмелев, поглядел прямо в лицо Робику.

Бутерброд у меня тоже получился очень вкусный.

Какое-то время мы оба жевали и прихлебывали, жевали и прихлебывали. А я продолжал глядеть на дядюшку.

– У-у-п! – раздавалось при каждом его глотке. И потому, что чай был горяч, и потому, что Робик наслаждался чаепитием. Наслаждение выражали и раздувшиеся ноздри, и сведенные брови, и прищуренные глаза. И даже его зачесанные назад, на затылок, тщательно приглаженные, блестящие, словно вылизанные, волосы излучали довольство.

Чубчик вообще был очень аккуратен. Весь в маму. Это касалось его одежды, прически, ногтей, которые всегда были ровненько подстрижены. А за столом аккуратность Чубчика проявлялась, пожалуй, особенно. Хлеб он непременно клал на отдельное блюдечко. На край блюдечка – чайную ложечку. Ни еда, ни приборы, которыми Чубчик пользовался, никогда не касались клеенки! Чтобы взять масло из масленки он пользовался специальным ножом.

Нас с Юркой аккуратность Чубчика и смешила, и злила. Ведь за столом бабушка Лиза постоянно ставила нам его в пример.

Но сегодня меня занимало другое…

Сначала Чубчик делал вид, что не замечает меня, что он за столом один и ест в свое удовольствие. Потом взгляд мой, очевидно, стал его раздражать. Действительно – я должен чувствовать себя виноватым, сидеть тихонько, опустив глаза. А почему-то таращусь…

Теперь Чубчик уже не выглядел таким безмятежным. Он стал поёрзывать, выгибаться, как кот перед боем, приникая к столу то правым, то левым боком. При этом он пыжился – так, по крайней мере, мы с Юркой называли стремление Шефа выглядеть грозным.

Пыжился Робик при помощи усиков. Усики были короткие, жесткие, ничем не примечательные. Но когда Робик злился, он сначала опускал верхнюю губу, потом начинал медленно скалиться, приподнимая ее, – и усики при этом шевелились, топорщились, в какой-то момент напоминая щетку для обуви. А под ними сверкали белые зубы…