Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Как компания грибников, попавшая на полянку, усеянную маслятами, накинулись мы на добычу. Тихая долина огласилась нашими торжествующими криками.

– Трассировка! – орал я, подбирая продолговатый патрон.

– Тэтэшка! Еще одна! – вопил Ярош. Он уже лежал на земле и шарил по ней обеими руками.

Колька оповещал, что нашел гильзы… И еще… И еще…

Учения курсантов-танкистов почти всегда проводились не на том полигоне, который виден был с нашей крыши, а под прикрытием холмов и в стороне от жилых кварталов, вообще от города. Как мы мечтали пробраться во время учений на холмы – не на полигон, конечно, а повыше, откуда все-все видно! Мечтать-то мы мечтали, но… Во время больших учений район прочесывался, оцеплялся. В школы рассылались сообщения – и учителя предупреждали учеников, каждый раз заново напоминая об опасностях и не скупясь на угрозы.

И все же время от времени кто-нибудь из самых неукротимых искателей приключений ухитрялся пробраться в район учений. Понятное дело, тем, кого ловили, приходилось плохо и в школе, и дома. А однажды нашли где-то на холмах труп юноши, которого настигла шальная пуля. Слух об этом мгновенно облетел весь город. Запреты стали еще строже, охрана района усилилась.

Но для нас, как для любых паломников, само это место было необычайно привлекательным. Дух сражений как бы продолжал витать над ним. К тому же еще и добыча… Охота за боеприпасами делала и нас участниками боя.

Карманы все наполнялись, вскоре трофеи уже некуда было класть. Мы устали. Взобрались на ближайший холм, разлеглись на травке. Кто разглядывал и сортировал добычу, кто, как я, просто валялся, глядя в небо.

Отсюда, с холма, оно казалось мне беспредельным. И не только потому, что небо здесь уходило в бесконечные дали и не было, как в городе, ограничено домами и деревьями. Я вдруг увидел: оно бездонное! Не огромная голубая тарелка, как мне иногда казалось, а бездонная голубизна… В книжках я читал, что в древности люди считали небо твердым. Почему же им оно не казалось бездонным, а мне кажется? Не знаю…

Бездонное, голубое… Откуда берется эта голубизна? Да, нам рассказывали что-то на уроках о составе воздуха. Но сколько же разных оттенков! И всегда – новых. То оно молочно-голубое, эмалевое, то сияющее, как сегодня (но тоже всякий раз чуть-чуть да иное), то темно-голубое, почти синее и почему-то кажется густым. То – холодное, зеленоватое, почти прозрачное.

И облака на небе тоже всегда разные. Не только оттого, что перистые, или кучевые, или сплошная облачность, или серые, нависшие тучи. Нет, я хотел бы знать – видел ли кто-нибудь когда-нибудь (хоть два раза в жизни) на небе одинаковые кучевые облака? Пусть не все, пусть только одно облачко? Такой же точно замок, какой проплывал вчера? Или дракон с разинутой пастью, или корабль, или гигантская голова с развевающейся бородой? Глядеть на них можно хоть целый день. И все время они новые, и все время кого-то напоминают, будто там, на небе, лепит их какой-то художник. Но откуда он знает, как выглядят замки, корабли или человеческие лица?

В безветренные дни, когда облака замирают, с ними происходит что-то таинственное.

Вот они, легкие, волнистые, ну прямо морская зыбь, простерлись по всему небу. Выбираешь какой-то ряд облаков, глаз с него не спускаешь и ждешь. Ведь должен же он хоть чуть-чуть, но двигаться! Плыть… Нет, не плывет. Стоит себе, словно заснул… А посмотришь через час – все изменилось.

Сейчас надо мною не было ни облачка. Я лежал, смотрел и, казалось, проникал взглядом все глубже. Странное чувство… Будто не смотрю, а лечу, лечу в эту глубину, подхваченный ветерком. И совсем потерял вес… Мне не страшно, я наслаждаюсь этим ощущением. Выразить его словами я не умел да и не старался, но думаю теперь, что его можно назвать ощущением свободы. Полной свободы.

А тут еще где-то в вышине запел жаворонок и песня его доносилась отовсюду, будто пела ее не крохотная птичка, а само небо. Все небо…

Вдруг кто-то заговорил, засмеялся… Колдовство окончилось.

– Тут озеро недалеко. Пошли, искупаемся? – предложил Ярош.

– Солдатское озеро? – поморщился Колька Куликов. – Это же лужа! Не-е, не пойду. Пора домой.

Кроме этих двоих никто из нас на озере не был. Мнения разделились. Мои друзья и соседи – их было четверо – отправились домой, а Ярош, Пархоменко и я пошли к озеру.

Устроили гонки: кто первым взбежит на холм и сразу же, без остановки – с него. Витька Ярош, мальчишка довольно толстый, аж блестел от пота, но на холмы взлетал первым. Иногда он, изображая зенитчика, обстреливал нас, потому что мы, конечно же, были вражескими самолетами – бомбардировщиком и истребителем.