* * *
Ночью прошел дождь, хороший, теплый дождь. И сейчас, утром, все лужи так и кишели головастиками. Сотни и сотни этих смешных существ – выпуклый черный, чуть побольше ногтя, овальчик, на который спереди насажены большие глазки, а позади вихляется длинный хвостик – с бешенной скоростью передвигались во все стороны. Как осколки черного стекла поблескивали, искрились в лучах солнца глянцевитые тельца.
Мы не знали, почему лягушкам вздумалось метать икру именно на этой поляне, в этих лужах. Зато мы знали другое: немногим из детенышей суждено вырасти, превратиться в нормальных лягушат. И беспечность мамаш-лягушек нас просто возмущала! Ведь весенние дожди льют недолго, скоро они прекратятся. Беспощадное солнце высушит лужи. Что останется от бедных головастиков, а? Да и вообще чудо, что вода на поляне сразу не впитывается в землю, что некоторые лужи-озера сохраняются от дождя до дождя.
Сидя на корточках возле одной из самых больших луж, я ковырялся в ней сучком. Лужа и впрямь была похожа на озеро. Темное дно было вязким, травка, которая росла на нем, напоминала водоросли. От моего сучка расползалась во все стороны коричневая муть.
– Глина! – сказал Витька Смирнов. Он сидел рядом и тоже ковырялся в луже. – В песок бы сразу все ушло. А глина лучше держит воду…
Но глина не глина, а все равно через месяц-другой вместо луж здесь будут потрескавшиеся от зноя проплешины, твердые, покрытые извилистыми рубцами.
– Ну что, пацаны, эту выбираем? – спросил Женька. – Тогда пошли!
И мы направились к ближайшему арыку…
Уже не первую весну, высмотрев одну из самых больших и заселенных головастиками луж, мы занимались спасением этих несчастных сирот. Труд благородный и к тому же не слишком тяжелый. Всего-то было делов, что не дать «роддому» высохнуть: следить, сколько в луже осталось воды, а если ее мало – принести из ближайшего арыка несколько ведер. Не скажу, чтобы мы были такими уж хорошими опекунами, но все же некоторому количеству покинутых мамами головастиков удавалось благодаря нашей помощи выжить. В таких случаях мы испытывали почти родительскую гордость, видя, как крохотные лягушатки – иногда по одному, а иногда целыми стайками – прыгают по травке к арыку. Удивительно – как они догадывались, куда прыгать?
– Мамашу, небось, пошли разыскивать! – хихикали мы.
Наблюдать за головастиками, за тем, как они резвятся и подрастают, никогда не надоедало (может, потому мы и начали опекать их) и мы частенько сидели возле луж, болтая о том о сём. Спорили, например, сколько лягушат может народить лягушка. Я разъяснял невежественному Женьке Андрееву (у меня-то по биологии была пятерка), что это вопрос глупый – лягушка мечет икру, как рыба, значит, и народить может сколько угодно. Женка с обидой отвечал, что про икру он сам знает, но лягушка ведь не килограммы икры мечет! А сколько икринок погибает?
Но чаще разговоры носили не столь научный характер. Тот же Женька как-то мечтательно сказал:
– Притащить бы сюда Рыжую… Всех бы полопала!
– Тьфу! – с отвращением сплюнул Витька Смирнов. – Да Рыжая на эту пакость и смотреть не будет!
Рыжая – так звали Витькину кошку. Она была хороших мастей, как говорили в семье Смирновых и обращались они с ней как с интеллигенткой. Еду подавали на фарфоровом блюдечке, которое стояло в уголке зала, застеленном газетой. И ела она не что-нибудь, не остатки какие-нибудь, а отборное мясо, запивая его молоком. Действительно, предположить, что такая кошка захочет есть головастиков… Витька долго не мог успокоиться и всячески ругал головастиков, даже глистами обзывал. Как будто не он вместе с нами о них же и заботился!
А у меня, когда Витька вспоминал свою Рыжую, возникало довольно неприятное чувство. Ведь знай мальчишки мое детское ташкентское прозвище, они тут же забыли бы мое настоящее имя. Еще и объявили бы, что я родственник этой самой кошки… Братец, а то и папаша! К счастью, о том, что я тоже прозывался когда-то Рыжиком ребята не подозревали.
* * *
Не меньше, чем головастики развлекали нас их родители. Лягушек в окрестностях водилось видимо-невидимо. Вероятно, благодаря арыкам. Впрочем, путешествовали они повсюду и особенно любили пускаться в странствия к концу дня. Идешь из школы домой, а они неторопливо прыгают через дорогу по каким-то своим делам. Или скачут в траве огорода. К ночи лягушки непременно устраивали концерты. Оглушительная лягушачья музыка заполняла все воздушное пространство над поселком, звучала то с одной стороны, то с другой, то отовсюду одновременно…
Читать дальше