Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Сегодня мы вместе дежурили. Слово «дежурный», хотя учителя его предпочитают, звучит несколько обобщенно. Мы же, говоря просто и грубо, уборщики. И работа у нас нелегкая.

Три ряда парт, по десять – в каждом. Тридцать парт в тяжелых металлических рамах. Их надо поднять на попа, вымести мусор, а потом поставить на место… Сначала парты поднимаю я, а Генка орудует мохнатой шваброй, широко, как косарь на лугу, расставив ноги. Потом мы меняемся. Мне ой как нелегко, даже спину заломило, Генке же, хоть он и посильнее, труднее, чем мне поднять парту: он маленького роста. Но виду не показывает, работает красиво: парту сначала приподымет, а потом ставит, будто штангу выжимает…И вот уже стоят все парты, как солдаты по стойке «смирно», а я машу и машу шваброй, удивляясь, сколько же мусора набралось в классе за день. Вроде бы, откуда? Впрочем, промокашечные бои, то да се…

Кажется, все. Выйдя из класса в коридор, я снова поглядел во двор. Уже стемнело На освещенной площадке стояла группа мальчишек. Глядели они почему-то вверх и, увидев меня, задвигались, засуетились, кто-то показал на меня рукой. Увидев среди ребят Кольку и Эдема, я было обрадовался: а-а, это они зашли за мной! Но тут же вспомнил, что мы опять в ссоре…

Мальчишки ссорятся и мирятся постоянно. Повсюду и во все времена. Мы не были исключением. Много лет я дружил с Колькой и с Эдемом, но ссоры были неизбежной частью наших отношений. Ссорились из-за всяких пустяков, во время любой игры, ссорились, не сойдясь мнениями и нередко завершая спор дракой. И почти всегда тут же мирились… Но в последнее время что-то изменилось. Стоило мне побраниться, скажем, с Колькой, как к этой распре присоединялись и его брат Сашка, и Рустик с Эдемом. Не мою сторону они принимали, а непременно Колькину! Это меня оскорбляло и в то же время подавляло: выходит, я всегда неправ? Да и ссора-то была – тьфу! Говорить не о чем. В чем же дело? Бывало и хуже: ссорились наши с Колькой отцы, а ребята переставали водиться со мной. Ну, Кольке и Сашке, может, запретили. Так Рустик с Эдемом почему же?

Конечно, мы очень скоро мирились, обычно без всяких объяснений. Но это проклятое «почему?» мучило меня все сильнее, делало неуверенным в себе, подозрительным. И все чаще мелькала догадка: не потому ли, что я – еврей?

Я слышал, конечно, дома разговоры о том, что евреев унижают и преследуют во всем мире. Да и здесь, в Чирчике, к нам не слишком-то хорошо относятся. Мои родители и их знакомые обсуждали это довольно часто. Мне самому несколько раз пришлось услышать обжигающе-обидные слова. Они не забывались. Кстати, и ребят-татар не раз при мне обзывали. Так что национальная неприязнь не была для меня отвлеченным понятием. Но чтобы мои собственные друзья… Когда такие мысли приходили мне в голову, я считал их нелепыми, постыдными и гнал от себя.

На этот раз ссора, хотя тоже была ерундовской, закончилась злобной перебранкой. Да такой, что когда я уходил домой Колька бросил мне вслед:

– Еще разберемся с тобой!

Тогда я и внимания не обратил, – мало ли чего не скажешь со зла! Но сейчас, глядя в окно на Кольку с Эдемом, окруженных мальчишками из колькиного класса, я вспомнил эти слова. Неужели же пришли «разбираться?» Ну и друзья… Мне стало противно и, скажем прямо, довольно страшно.

– Это тебя, что ли, ждут?

Я и не заметил, что Генка стоит рядом и тоже глядит в окно. Отвечать не хотелось, я промолчал. Геральд хлопнул меня по плечу:

– Не ссы… Пошли, поговорим!

Снег хрустел и позванивал у нас под ногами. Генка шел в распахнутой куртке, в шапке набекрень. В зубах дымилась сигарета. Широко шагая и будто не видя никого перед собой, он врезался в группу мальчишек. Готовясь к схватке, я встал рядом с ним.

– Кого ждем?

Один из парней, самый рослый, криво усмехнулся и показал на меня пальцем:

– Еврейчика!

– Кого, кого? – переспросил Генка. Он придвинулся к парню вплотную и выпустил клуб дыма ему в лицо. Парень молча замотал головой.

– Что ж, давай… Кто еще?

Никто не тронулся с места, было очень тихо. Невысокий, даже щупленький на вид Генка, продолжая дымить, поглядывал то на одного, то на другого.

– Ну, так… – сказал Геральд. Он бросил сигарету, затоптал ее и ткнул в грудь все того же парня, который явно был здесь главарем (мои-то друзья давно уже стояли в сторонке и упорно глядели себе под ноги). – Может, желаешь быть голубем?

Ответом ему было гробовое молчание. Очевидно, все слышали о судьбе голубя Сокуры.