Андрей Дробот - Двенадцать месяцев восхождения

Котик рос любопытным, он интересовался всем и, когда хозяева выходили из квартиры, часто устремлялся за ними. Его влекли подъезд, улица, но все это было под запретом, потому что котики на улицах и в подъездах приобретали дурные заболевания, а хозяева очень боялись дурных заболеваний.

Котик продолжал расти, у него проявились половые стремления. Эти стремления тоже не нравились хозяевам. Котика отвели к ветеринару, и после этого визита и кое-какого лечения котик избавился от вредных для хозяев привычек.

Хозяева продолжили любить котика, ласкать и холить, а котик уже стал большим котом. Он достиг кошачьей зрелости и даже перерос ее, и, будучи прилежным воспитанником своих хозяев, исправно ходил в кошачий туалет, драл дралку и занимался другими непредосудительными делами, но вот кошачьего любопытства в нем поубавилось.

Котик стал ленивым, много спал и перестал интересоваться улицей. Теперь, когда хозяева выходили из квартиры, он не проявлял желания выйти вслед за ними. Более того, когда его выносили за входную дверь, он рвался назад в квартиру, боясь неизвестности… В общем, он стал тем, чем и стремились сделать его хозяева: не доставляющей хлопот вещью, как и все вещи в их доме.

Мораль: если детей и другие подвластные существа излишне опекать и строжить, они тоже превратятся в подобные вещи.

О главной музыке

Жили-были две музыки: популярная и классическая. И та и другая одной звуковой крови, можно сказать, из одного теста, с одинаковыми стремлениями произвести впечатление на человека, но все-таки они были разными и как-то разговорились между собой.

– Вот скажи, что в тебе хорошего? – спросила популярная музыка у классической. – Под тебя не потанцевать, ни выпить, ни закусить.

– Но почему же, выпить под меня можно, – ответила классическая музыка, – но вот напиться сложнее, потому что я требую культурного пития, закусить под меня тоже можно, но вот переесть сложнее, и потанцевать под меня можно, но этому учиться надо.

– Ну да, ты же у нас интеллектуалка, – съязвила популярная музыка. – В очках и в костюме. Только вот не на вас, интеллектуалах, этот мир держится. Обрати внимание, что каждый сопляк знает меня и включает свою аппаратуру во всю мощь, чтобы меня знали другие. А ты тихоня, все где-то по залам и вполголоса. Знать, понимаешь свое несовершенство. Боишься, что пенсне разобьют, если во весь голос запоешь?

– Ничего я не боюсь, просто думаю о других, – ответила классическая музыка. – Есть такое правило: поступай по отношению к другим так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе.

– Да ты просто слабачка, – парировала популярная музыка. – Смотри, что я с людьми делаю: заставляю их дергаться под свой ритм, заставляю их слышать только меня, а не свои мысли, я их собираю в огромные стада и гоню, куда мне вздумается…

– Ну, это ты загнула, милая поп, – совершенно не по-интеллигентному оборвала популярную музыку классическая. – Ты гонишь людей лишь туда, куда мне вздумается, поскольку та публика, которая управляет этим миром, прислушивается именно ко мне, к моему тихому голосу, а твоя задача оболванивать и околдовывать ту низшую часть общества, которой надлежит себя хорошо чувствовать, находясь внизу. По сути, это я тебе разрешаю безнаказанно орать по ночам, не давая спать окружающим, чтобы и из них выбить не нужные мне мысли. Чем больше люди слушают тебя, тем меньше у них будет сил и желания слушать меня, а не слушая меня, они никогда не смогут претендовать на управление этим обществом, а значит, снизят претензии и конкуренцию. Власть над управлением всегда пролагает дорогу тихо, в отличие от хулигана и пропагандиста.

Мораль этой притчи созвучна народной мудрости, заключенной в словах «молчание – золото», но имеет свою особенность, заключающуюся в том, что настоящее золото создается в классической тихой кулуарной обстановке, которую подавляющее большинство не приемлет из-за так называемого «недостатка времени» и кажущейся скуки.

Об обоюдовыгодном расставании

Один бобр плыл по реке на бревенчатом плоту. Было ему хорошо и привольно, ходил он вечно в сухом, в то время как плот мок и набирался влаги. Однажды плот стал понемногу тонуть, и бобр кое-где замочил лапки.

– Плохой ты плот, – сказал бобр. – Нет с тобой мне покоя. Раньше ты был любезнее, а сейчас несешь одни неприятности.