Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Дорога продолжала идти на подъём. В вышине, прямо над холмом образовался облачный столб, как будто дым из кратера вулкана, чёрный и угрожающий. То были испарения Чатыр-Куля (Озеро шатра) (143) . Отсюда, с холмов, открывался обширный кругозор на пустынную равнину, окружённую со всех сторон невысокими, но весьма труднопроходимыми горами с зубчатыми вершинами. Всего лишь малая часть бассейна занята озером как таковым, имеющим в длину около двадцати вёрст, и десять в ширину.

Здесь мы находились на вершинном участке срединного хребта Тянь-Шаня, на высоте 3300–3600 метров, и всё ещё, к моему удивлению, вместо ледников, кряжей и утёсов, с которыми связываются такие высоты, тут являлась плоская долина, покрытая заснеженными холмами, которые едва ли можно назвать горами. Вся местность больше походила на полярные области где-нибудь на дальнем Севере. Лёд на озере только начинал таять и усугублял ощущение миража. Двигаться по этой арктической долине было мукой. Всё вокруг озера было покрыто рыхлою тающей коркою, а под ней вода, весьма глубокие потоки которой стремились во всех направлениях; казалось, будто вода, лёд и снег перемешались. Несчастные лошади проваливались то в рыхлый снег, то в воду, барахтались и выбивались из сил. Тогда приходилось их распрягать и вытягивать повозку верёвками. В местах, где снег сошёл, мы застревали в жидкой глине, подобной патоке. Мы с Азамат-беком всё время шли пешком, насквозь промокли по пояс и выбились из сил. Лошади измотались настолько, что едва тащили пустую повозку, и я уже начал опасаться, что не миновать нам ночёвки под открытым небом средь этого жуткого пространства холодной слякоти.

В одном из таких мест, где застряли мы на целый час, возясь с лошадьми и с повозкой, обычный воробей, местный туркестанский воробей ( Passer indicus ) (144) взлетел и принялся кружить возле нас, будто узнал своих старых друзей и хозяев, человеческих существ в этой дикой безлюдной местности. Это было тем примечательно, что воробьи не обитают на таких высотах, их место средь киргизских саклей занимают зяблики да вьюрки. Думаю, бедная птичка залетела сюда из Ат-Баши, сбилась с пути средь гор и теперь, увидев нас, взлетела в восторге от встречи с людьми. Когда удалось, наконец, двинуться дальше, я бросил воробью пригоршню ячменя.

На берегу озера нас встретила стая красивых гусей ( Anser indicus ) (145) , разглядывавших нас с нескрываемым любопытством, дважды облетая нас и, несомненно, удивляясь, что за необычное явление вторглось тут в их прибежище, ибо никогда не видели телеги с тройкою лошадей.

Уже почти в полной темноте пробились мы наконец к перевалу Торугарт. В полуверсте расположилось несколько полуразрушенных изб, населённых парою киргизских семей. Слово «перевал» вряд ли можно считать подходящим: нет тут подъема, и повозка катилась быстро, будто под гору.

Остановились у ближайшего жилища, и здесь в тесной, грязной и тёмной хате, надлежало нам переночевать, обсушиться и чего-нибудь поесть. Как раз в это время разразилась буря, ветер завывал ночь напролёт, мело снегом, сухим как песок. Здесь высота была добрых три тысячи шестьсот метров, и малейшее усилие заставляло меня чувствовать разреженность воздуха.

Поутру оставили мы повозку, и верхом двинулись на территорию Китая. Снег лежал повсюду. Через десять-двенадцать вёрст некрутого подъёма дорога пошла круто вниз, метров на триста, в долину. Некогда находясь в приличном состоянии, путь теперь был размыт, и хотя лёгкая повозка могла бы здесь проехать вниз, но вряд ли удалось бы затащить её обратно. Однако экипажам из Кашгара и китайским мапа (китайская рессорная повозка – пер.) иногда удаётся пробиться здесь в Ат-Баши.

Ниже снег уже сошёл, и воздух стал заметно теплее. Спуск привёл к началу широкой и ровной долины, где расположилась китайская таможня. Тут не было ни одного китайца, лишь несколько сартов да киргизов.

На склонах гор вдоль дороги повсюду было множество сурков серо-коричневого цвета с чёрными хвостами. Они носились вокруг парами или поодиночке, рассиживали в разных позах возле входов в свои норы, а иногда прямо на дороге, и доверчиво позволяли приблизиться к ним на расстояние нескольких шагов, пристально разглядывая нас с явным любопытством. Всё выглядело так, будто и сами животные чувствовали себя более свободно и независимо здесь, на этих землях, где нет большевизма. Сурки, как известно, зимой впадают в спячку, а сейчас, пробудившись от долгого сна, были необыкновенно деятельны и подвижны. Они суть маленькие забавные создания, у которых есть черта, чрезвычайно редкая среди животных, а именно – способность по-настоящему плакать, проливая слёзы. Однажды случилось мне загнать в угол сурка парою собак, вдали от норки. Не зная, куда деваться, несчастное создание прижалось спиною к камню, присело и, сжав в кулачки свои маленькие передние лапки, принялось вытирать слёзы, что струились по его мордочке. Все ужимки сурка и весь вид его были столь похожи на человеческие, что выглядел он будто испуганный ребёнок. Я осадил собак, которые по сути-то вовсе не обидели сурка, а лишь лаяли на малютку, так что комичное создание благополучно скрылось в своей норе. То была самка, и, несомненно, у неё были детёныши.