Лариса Шкатула - Против течения

Итак. Человек – в частности, женщина – живет в среднем восемьдесят лет. Из них – шестнадцать лет пребывает в состоянии взросления, во время которого её гнёт и корёжит: трудный возраст, перестройка организма, то есть, пубертатный период. От восемнадцати до двадцати пяти – возраст невесты. Примерно, конечно. После тридцати начинается старение. То есть, из отпущенных ей восьмидесяти лет женщина живет без претензий со стороны окружающих, в полном осознании себя взрослым человеком, но при этом не задвинутым в угол, всего каких-нибудь семь лет? Потом, дети, пеленки-распашонки, не успеешь оглянуться, тебе за тридцать, и ты уже не котируешься. В то же время мужчина может быть женихом, пока не помрёт. И где же тут справедливость?

Почему сорокатрёхлетняя женщина – немолодая? Она же и не жила ещё! А её уже все вокруг пытаются списать в архив. Сунуть в сундук, где она до старости будет пылиться среди поношенных вещей в каком-нибудь тёмном углу.

Не знаю, чего вдруг у меня вырвалось.

– Как ты считаешь, Илона – тоже немолодая?

Этот вопрос повёрг Ивана в ступор. Ага, значит, в её отношении он ни о чём подобном не задумывался?! И джинсовое мини-одеяние на ней тоже воспринимал как само собой разумеющееся. В чём же тогда дело?! Чуть было не подумала: чем я хуже, но запретила себе об этом думать. Лучше думать: я лучше!

– Если бы ты знал, – вслух сказала я ничтожную часть своих размышлений, – как много дел мне хочется попробовать, и где только ни хочется побывать.

– Например?

Иван только брови приподнял. Он не стремился тратить энергию даже на удивление. Странный у меня муж. Прибежал ко мне с другого конца города, только испугавшись, что некто с большим букетом на меня покусится, и вот, взяв за веревку, которой я была привязана к колышку как пасущаяся на одном месте коза, он тут же успокоился.

И вдруг…

– Юлиана, надо же, мы опять с вами встретились, я ведь говорил! – раздался уже знакомый голос и передо мной предстал Владимир Зеленский, прямо-таки излучающий радость. – Не подумайте, что я за вами слежу…

– Но это – судьба! – с яростью в голосе продолжил за него Иван.

Мне оставалось только удивляться тому, как моментально «въехал» во всё мой муж.

– Примерно, что-то вроде этого, – согласился тот. И вопросительно посмотрел на меня: мол, кто это? И имеет ли он какое-то право… качать права?

– Это мой муж, – спокойно пояснила я, – Иван Григорьевич.

И почему бы мне не быть спокойной? Разве я в чём-то виновата? Мы действительно встретились случайно, хотя Зеленский, видя, что я сижу с мужчиной, мог бы и не подходить. Ей-богу, простой, как хозяйственное мыло! Я ничего не боялась, но мой муж стал нервничать от того, что заприметил возле меня постороннего мужчину, и мне не хотелось, чтобы он продолжал выяснять со мной отношения. Чего, спрашивается, дергать тигра за усы?

Оказывается, я его недооценила. Своего мужа. Он встал из-за столика, за которым мы сидели, и прошипел моему новому знакомому:

– Что, любовничек, явился? Не ожидал встретить здесь, так сказать, законного обладателя?!

Зеленский почему-то уходить не спешил и на реплику охотно откликнулся.

– По-моему, вы торопите события. Я бы, конечно, не возражал, но мы с вашей женой только неделю назад познакомились. Конечно, у молодых неделя – это целая вечность, но мы – люди зрелые, нам, как вы справедливо заметили, для узнавания нужно гораздо меньше времени…

Тут Иван замахнулся и ударил его. Точнее, попытался ударить. Но Зеленский оказался человеком шустрым и отскочил в сторону, так что мой муж до него не достал, а только смёл на пол графинчик с морсом, который перед тем заказал. Но и на этом всё не закончилось. Ту самую руку, которую Иван в его сторону выбросил, Зеленский как-то ненавязчиво взял за запястье и потянул на себя. Мой муж перелетел через стол и рухнул на пол.

– Простите, как неловко получилось, – делал вид, что ничего подобного не ожидал, этот Владимир. – Но и вы тоже хороши, батюшка, такой горячий! Не разобравшись, бросаетесь на человека. Я ни в чем перед вами не виноват и, по-моему, не заслужил такого к себе отношения, не правда ли, Юлиана Дмитриевна? Разве я осмелился бы переступить через правила приличии, разве я обидел вас хоть словом или движением? Или вы считаете, что можно оскорбить человека, преподнеся ему как дань благодарности букет цветов? Просто я думал, что рабство у нас отменено, и муж или жена вовсе не синоним собственности…

Разыгрываемое в кафе в моем присутствии действо было ни на что из моей предыдущей жизни не похоже. То есть, возможно, мужчины из-за женщин дерутся сплошь и рядом, но я-то до сей поры никогда не была предметом ссоры, а уж тем более драки. И не ожидала, что стану им, спустя двадцать пять лет после моего выхода замуж.