Дэйв Уорделл - Между жизнью и смертью. История храброго полицейского пса Финна

Дорога до Стивениджа заняла двадцать минут, и чем ближе мы подъезжали к зданию полицейского управления, тем сильнее становилось мое беспокойство. Помню, что, входя внутрь, я чувствовал себя словно приговоренный к казни, с трудом воспринимая те ободряющие слова, которые говорила мне Джемма, и те объятия, в которых сжала нас обоих при встрече начальница городской полиции Кирсти Ричардсон, занимавшаяся оформлением бумаг. Я был словно маленький ребенок, витавший где-то высоко в облаках и механически делавший то, что говорили другие. Я работал на износ, так как хотел заглушить свои эмоции.

Кирсти провела нас обоих в комнату, где собрались наши коллеги, и хотя я в тот момент плохо осознавал происходящее, всё же понимал, что нахожусь в обществе самых преданных мне людей, готовых свернуть любые горы, чтобы расследование шло как можно быстрее. Если кого-то из сотрудников отдела ранят или убьют (неважно, человек это или собака), то любой из его коллег будет приходить на работу ни свет ни заря и уходить, только убедившись, что сделано всё, что можно.

Пока Джемма рассказывала всем последние новости о состоянии Финна, меня отвели в другое помещение, где я дал показания относительно происшествия одному из полицейских, расследовавших это дело. Обычно мы сами пишем отчеты о происшествиях, но в этот раз Джемма заранее предупредила Кирсти, что я не в состоянии выполнить эту работу.

В данной ситуации это было единственно правильным решением, но рассказ дался мне нелегко. Мне как человеку, всеми силами пытавшемуся держать себя в руках, и любое проявление сочувствия к которому могло привести к эмоциональному срыву, было особенно сложно сидеть и рассказывать всё коллеге-детективу. В тот момент мне в первый раз приходилось вспоминать события, произошедшие шестнадцать часов назад с точностью до минуты, так как именно это было необходимо моим товарищам. Вспоминать последовательность случившегося, каждое принятое мною решение и его причины, мои чувства и страхи в тот момент, вспоминать, что, как я думал, должно произойти дальше, тот ужасный миг, когда я увидел, что из груди Финна торчит нож, наши старания обезоружить противника, ужасные картины, звуки, запахи… Когда протокол был заполнен, мы оба рыдали.

Затем всё было кончено. И я снова погрузился в этот безбрежный мир цветных картинок своего мозга, где воспоминания о произошедших событиях смешивались с переживаниями по поводу того, что, как я считал, должно скоро стать реальностью. Я много раз говорил Джемме, что знаю, что Финн заплатит своей жизнью за мое спасение. Неужели так и будет? Неужели, спасая меня от лезвия того страшного ножа, он сам погибнет от его удара?

Выйдя из комнаты, я обнаружил, что Джемма разговаривает с Кирсти. Пока я диктовал свои показания, они обменивались данными об этой истории. Тогда я не знал, что супруга просмотрела записи с камеры, закрепленной у меня на одежде, и видела все эпизоды борьбы, а также мой сильно раскачивавшийся фонарь, слышала ужас и отчаяние в моем голосе. Джемма в течение долгого времени работала рука об руку с констеблями — полицейскими, расследующими различные преступления, — и уже сталкивалась с подобными нападениями, а поэтому у нее был как личный, так и профессиональный интерес в том, чтобы раскрыть это дело. Она также предусмотрительно сказала Кирсти, что лучше сообщать всю новую информацию по данному делу ей, а не мне. Жена понимала, что сейчас мне не будет дела до всего этого. Единственная новость, которую я хотел получить, — это сообщение от Роба, где было бы сказано, что наш мальчик всё еще жив.

Было уже семь часов вечера, когда мы сели в машину и поехали домой. Я испытывал огромное облегчение от того, что мне не придется ни с кем больше сегодня разговаривать. Если, конечно, не считать Джемму, детей и мою свекровь Вивьен, которая приехала к нам на несколько дней, чтобы позаботиться о детях, так как жена должна была в эти выходные ехать в Борнмут — город на берегу Ла-Манша — на семинар кинологов, чего с большой долей вероятности теперь не будет. Я был рад, что в это сложное время мать Джеммы будет с нами — это значит, можно уйти в себя, оставшись один на один со своими эмоциями. Мне было понятно, что я не смогу сейчас нормально общаться с дочерями — слишком уж я переживал, ожидая звонка от Роба.

Несмотря на это, когда он позвонил, сообщив, что «всё идет хорошо и Финн находится в стабильном состоянии», ожидаемого облегчения не наступило. Я не мог есть, говорить, успокоиться, отрешившись от своих мыслей. Как это можно объяснить? Даже не знаю. Роб заверил меня, что всю ночь рядом с Финном будет дежурить медсестра, но не разрешил приезжать в больницу. И это огорчало больше всего.