— Мы уже на «ты»?
— А разве нельзя?
— Да рановато… что-то… Гусарим помаленьку, а? И как это у вас всех быстро? Гребень торчком, хвост веером…
— Заметно?
— Еще как!
— Извините… не буду…
И тут я пугаюсь, что он и впрямь подумает что-то не то.
— Ну зачем же так сразу — «не буду». Поживем — увидим…
Я почему-то вспоминаю Лохматика, и то, как он стоял растерянный возле вертолета на нашем берегу, и то, как отказался лететь с нами, сославшись на то, что у Гришки что-то с гландами.
Но мне неожиданно кажется, что их никого нету, то есть они есть, но где-то там, далеко, и немножечко ненужно…
А Лохматик никуда с подворья не уходит. Торчит в дверях веранды и вертит в руках здоровенный бамбуковый зонт. Гаша хлопочет у стола, накрывая его. Возле стола картонка с бутылками, и она с интересом рассматривает этикетку. На Гаше только что подаренный китайский халат, с высоким воротом, в драконах.
— Господи, а навез-то, навез, Николаша. И все в этих самых иероглифах. Как птичка накакала. Коробочки какие-то… Баночки. А с чем — не разберешь. Я вот слыхала, они там даже гадюк едят… Под своим соусом…
— Да ну. Не видали мы их соусов. Откуда он только свалился?
— А с неба, Лохматик, с неба. Еще и солнце не взошло, а над речкой — тырк-тырк! И на наш пляжик «плюх!» Вылезают двое. Один этот самый… летчик-инструктор. Только я так думаю — это охрана его. Видал, как он не хотел их с Лизаветой одних отпускать. И сам. Очень простой мужчина. Гляжу — даже коробищу сам тащит…
— Это что же выходит? Она его уже хорошо знает? Или… знала?
— А это ты ее саму допрашивай. Только знаешь, какое он платье Лизке преподнес? Правда, она от него как бы отказалась. Только какая же нормальная женщина от такого откажется?
— От чего это? Такого?
— Да я б сама в нем перед моим Ефимом в Плетенихе повертелась, если бы налезло. Красное, как аленький цветочек. Легонькое как паутинка. Длиннющее, до пяток. Зато вот тут вот… разрез аж донизу. Это, видать, китайки так своим китайцам ножки завлекательно показывают…
— Хилые у меня, выходит, делишки, Агриппина Ивановна, раз даже ты про ножки заговорила. Видишь, уже платья тащит.
— И ничего такого… И не думай… Мне ведь тоже этот халатик подкинул, но, между нами, это вовсе ничего не означает… Во… еще баночка… С чем же это? Едят его или не едят?
— Ты поосторожнее с баночками, Гаша. Они там в своем Китае и собак лопают.
— Каких еще собак?
— А таких. «Гав-гав!»
— Брось!
— Честное хирургическое. Так что гляди… Закусишь каким-нибудь кобельком… в маринаде, а потом выть будешь на луну!
В общем, дела такие: я еще таскаю Лазарева по окрестностям, а по Сомову уже волна пошла — губернатор в городе!
Больше всех теребят Серегу Лыкова, потому как он всегда на страже.
Кочет достает его и в ментовке, заставляя долдонить по телефону:
— Да нет же, Захар Ильич. Извините, я не понимаю вашей нервности. Все тихо. Из лиц никого и нигде он не собирал. Генерал? Генерал рыбачит. Захар Ильич, да суббота же. По субботам даже евреи не воюют. И меня не вызывал. Она его у себя дома принимает. Куда-то летали… Природа же… Куда денешься… Погодите! Что там еще, Ленчик?
Патрульный Леня Митрохин отрывается от разделки копченого пивного леща.
— Бифштексы в обед из мяса жарили. На такой хреновине. В лугах…
— В лугах перекусывали. Ленчик, растолкуй ему сам!
Ленчик, взяв трубку, «растолковывает»:
— Не, не китайскими палочками, товарищ Кочет. Руками, Захар Ильич. Еще на ключах плетенихинских были. Ну, родники там такие. Они там сто лет в оврагах бьют… Вас, Сергей Петрович…
Лыков, стискивая зубы, сдерживает ругань:
— Нет, охраны, кроме пилота-инструктора, нету… Да, я понял… Да, я прослежу… Да, я понял… И вам так же! — Дает отбой. — Да ни хрена я не понял! И чего он завелся? Как поджаренный.
— А вот я его понимаю: боится начальника. Вот как я — вас.
— Когда боятся, мое пиво из казенного холодильника не тащут! Значит, так. Немедленно на пост наблюдения и охраны к Лизкиному дому. Я сейчас еще народишко подниму. И глядите мне! Чтоб ни в одном глазу! И не маячьте там как столбы… У него акт личной жизни. Чтобы не засек. Обидится еще! Губернатор же…
Не знаю, как Лазарев, а я наших ментов вечером засекаю с ходу. А чего ж их не засечь, когда Гришка им втихую таскает со стола соусированные китайские сигареты и из кустов в саду плывет сладковато-приторный не наш дымок.
Наверное, нас на веранде им видно как на ладони, тем более что мы украсили ее гирляндой алых фонариков из вощеной бумаги. Тоже, естественно, китайских. Лазарев и какие-то ароматические палочки возжег. От комаров. Те и впрямь отлипли.
Читать дальше