— Спокойно, дамы и господа, спокойно. Что тебе, Эльвира Семеновна?
— А… примерить можно?
— Пройдите… в кустики, Эльвира Семеновна.
Я послала за арестованной мамочкой Кыськой девчоночку Зинку, но покуда ее нету. Мне охота подарить ей кое-что из фирменного барахлишка.
А Зинка топчется под окнами и вопит, добавляя свисту в два пальца:
— Кристина! Кыська-а-а! Кыся-а-а!
Из окна на четвертом этаже вывешивает голову Кыся:
— Ты чего вопишь? Не знаешь, что ли? У меня тут Бастилия, только что без кандалов. На замке я.
— Ой, Кысь, че делается!? Там платье та-а-акое! Вот тут вот все черное-черное. А вот тут вот — красненькое-красненькое! А со спины декольте аж до — «стыдно сказать»! И — разрез! Во — разрез! От бедра! И ниже… И такие рюшечки… рюшечки… И бахрома-а-а… бахрома-а-а-а…
— Ты про что?
— Ну, там Лизавета, а мы все ей помогаем.
— Где — там? А, ладно…
— Эй, ты чего это? Не смей мне!
Зинка, зажав рот, чтобы не кричать, наблюдает за тем, как Кыся, опасно идя вдоль окон, по выступу, добирается до водосточной трубы, седлает ее и спускается вниз. Спрыгивает и садится на попку.
— Цела?
— Слушай, ну ты дебильная… какое же сзади декольте? Декольте всегда спереди! Вот тут…
Через пять минут она уже визжит, обнимая меня.
Аукцион разгорается.
Потому как в ход уже пошли заначкины деньжата, притащенные из домов.
Скоро я вижу, как на площадь вползает Степан Иваныч в своем задрипанном плащике и, оглядевшись, направляется к Сереге Лыкову. Мент стоит у картонного Зюньки и ест груши из свой фуражки.
— Грушечку хошь, Иваныч?
— Ты мне зубы не заговаривай, Лыков! — вздыхает вечный и. о. — Я тебя как официальное лицо спрашиваю: кто ей позволил в запрещенном месте какую-то торговлю открывать?
— Чего ж тут запрещенного, когда тут сдобой с лотков, прессой да эскимо всюду торгуют? И какая ж это торговля, когда эта дурочка все почти что за копейки отдает. Если вникнуть — просто добровольная акция при поддержке местного мирного населения.
— Перегрелся, майор? Какая еще акция?
— Зарабатывание средств в пользу одного из кандидатов… на фоне культурного гуляния отдыхающих. Вон Адамыч пилит, слышишь? И как это у него все получается? И на скрипочке, и на бубне. Ну прямо Бетховен.
— А ну-ка разгони мне всю эту шоблу.
— Так ведь обидятся. У нас таких мероприятий сроду не было! От-кутюр! Кутюр — это кто?
— Ты мне дурочку не валяй, Серега! Что это с тобой?
— Так ведь слух идет, Степан Иваныч. А у нас как? Сегодня на слуху, а завтра в приказе. Вроде бы губернатор новое положение пробил.
— Не слыхал.
— Так ведь недавно испекли. С нового года у нас в области начальников горотделов население выбирать будет. Как бы ихних шерифов. На четыре года. Ну, прокатят меня на вороных те же бабы, что там над тряпками трясутся. И куда я со своим свистком?
— А дед на что?
— А что дед? Он же не фараон, чтобы вечно свою личную пирамиду с собаками сторожить. Сейчас радиация на солнце знаешь какая? Тюк… И в темечко. И исключительно в мужиков преклонного возраста… Так что он правильно у Лешки Лохматова в отдельной палате витаминами омолаживается. Только надолго ли? Какой витамин против глобального потепления климата?
Степан Иваныч, сплюнув, направляется к моему грузовику.
Ну и хрен с ним…
Я опять ору:
— Лот сорок девять! Последний писк мировой моды! Полный комплект под маркой «Звезда Гонолулу»! Безразмерный купальник, пляжное пончо и шляпа! С очками типа «хамелеон»! Прошу!
Адамыч играет марш, на грузовике из-за вешалок выходит Кыська в темных очках, прохаживается манекенно, демонстрируя обалденный обливной купальник, громадную пляжную шляпу и накидушку.
Гоги вздымается как проснувшийся Казбек:
— Бэру!!
Степан Иваныч хрипло орет:
— Кристина-а-а! Твою мать! Домой!!
Кыся растерянно смотрит на меня.
— Работаем, Кыська, работаем. Поорет да заткнется.
— Господи! Сейчас же мамочка обрушится.
— Не обрушится. Она в больнице.
Сумрачный Максимыч в роскошной пижаме, сидя в кресле у больничной кровати, ужинает с подноса. Естественно, весьма небольничным ужином. Нажимая на Гогин шашлычок. Серафима, стоя у окна, ест виноград, отщипывая из кисточки по ягоде.
— Как там с нашим табачком, Сим?
— Шлепают.
— Поляки были?
— Им рано. Немцы были. Сам Гейнц прикатил. «Кэмела» с верблюдиком взяли мало. А «Мальборо» пошло хорошо. Две мерседесовские фуры с прицепами загрузили. Таможню и границу Захар им обеспечивает.
Читать дальше