— Ну да? Значит, проскочило как-то мимо меня.
— Что-то слишком много мимо тебя последнее время проскакивает… Плохо служишь, шериф. Забыл, кто тебя в школу милиции сопляком проталкивал? Гляди! Мы тебе погоны пришлепали, мы и снимем.
— Да будет тебе!
— Так вот она с чего у нас тут вдруг с Москвы прорезалась? Ну прямо сирота казанская: тихонькая, смирненькая, всеми обиженная… Я-то с самого начала удивился: и чего такой штучке у нас делать? Только вот додумать сразу не мог.
— Теперь додумался?
— Так это же этот московский мешок со своей немереной деньгой нам ее и подкинул… Точно!
— У них же горшок вдребезги. В суде вон дело разводное лежит.
— Так он же — головастый, не нам чета. Они все просчитывают. И в развод они с ним играются не всерьез… нет… А для населения, чтобы на ней печати его бизнеса не было. Чужакам у нас ни хрена не светит! А тут… Ах, я вся ваша, своя, тут рожденная. Ах, я вся такая, всеми брошенная, хотя и знаменитая! Наши дуры о ней только и трещат.
— Да вы ж сами ее приветили: дом, участок, барахло это…
— Ну так хотя бы для видимости показать надо было — у нас тоже совесть есть. Ах, я-то, дурень старый. Мне б сразу понять: не она городишко подгрести под себя собирается — он! корпорация!
— Дед… Дед… По-моему, тебя заносит. На кой хрен мы ихней корпорации нужны? Ну, я понимаю, нефть бы какую нашли. Под ногами. Еще чего ценного… А у нас из месторождений два скотомогильника.
— Дурак ты, Лыков. У нас главное месторождение — наша глухомань. Думаешь, я напрасно сюда тридцать лет назад забрался? К нам и раньше от больших властей никакого интереса… Делай, что хошь… Ну а нынче — сам понимаешь…
— Не очень.
— Балбес. Сейчас настоящие дела только на дистанции от Москвы и делаются. Посадит он на наши головы свою подручную сучку. Ну и где мы будем?
— У тебя же этот… пиар! Такого поналепил! Уже не улицы — сплошное шапито. Не нравится мне он… За те деньжищи, которые он из нас сосет, я бы не только Зюньку, я бы любую гамадрилу в мэры провел! Да и шумно слишком. Нам оно надо?
— А кому надо?
— На верхотуре. Захар приказал, чтобы все было по полной процедуре. Игра по правилам, как нынче положено. Чтобы потом к Зиновию никто не подкопался. Как бы в честной борьбе. А я так думаю: чего развели разлюли? Кто там голоснет, кто нет. Считать-то все одно наш Степан будет.
— Чего ж ты дергаешься?
Дед долго молчит, ковыряя своей палкой затертый коврик.
— Предчувствие, Серега. Вот вроде ничего и не случилось, а уже захрустело что-то… затрещало. Перемена какая-то надвигается. Просрет этот пиар нашего Зиновия: он все высшей математикой занимается, а у нас тут фактически деревенские. Им и таблицы умножения много.
— А собственно, зачем ты ко мне пришел?
— А не упусти ты мне Туманского, когда он сызнова к ней заявится. У меня к нему большие вопросы.
— Так тебя к нему и допустили.
— Меня не допускают… Я сам прихожу…
Максимыч уползает, ткнув палкой в скрипучую дверь. Лыков выволакивает из-под стола четвертинку и доливает в свой квас. И только теперь, когда его никто не слышит, говорит сам себе тоскливо:
— Господи, и когда ты только сдохнешь?
А я не догадываюсь ни о чем еще. Лыков для меня щеколдинский. Значит, гад!
Сим-Сим для меня все еще муж.
Значит, союзник?
А все уже поменялось местами, летит куда-то кувырком к чертовой матери.
Сим-Сима на пути к Москве долбанула жуткая похмелюга. Кузьма добыл для него пивка, скатил «Волгу» к речке, заставил сполоснуться.
Ну и листовочку с моим фейсом сунул.
Для информации.
Так что сидит мой муженек, подсучив штанины и охлаждая белые босые ноги в водах великой русской реки, сидит, сумрачнее самой тоскливой тоски, рассматривает листовочку с моей изувеченной плохой печатью мордой, а Кузьма проветривает салон, распахнув дверцы, выметает веником мусор.
— Изучил? — не без ехидства интересуется Кузьма.
— Я ей покажу — мэрство… От дохлого осла уши она у меня получит!
Мой рвет на кусочки листовку и пускает клочки по воде.
— Почему у тебя?
— Ну если она свихнулась, то у меня-то пока мозги есть! Ты же эту вонючую дыру как рентгеном просветил. Когда мы с этой дикой бабой возились… Щеколдиной… Чей город, Кузя? Кто его крышует?
— Ну они…
— Ну а прокурора этого… Нефедова, кажись, кто внаглую, почти публично утопил?
— Ну они…
— И с концами… Верно? Это только то, что мы с тобой знаем. А кого там в Волге раки еще доедают? Мрак и туман. Ну и куда она лезет? Во что вляпывается? Что они, ей городишко вот так вот, запросто и отдадут? Да ее там по стенкам сто раз еще до выборов размажут, если ее не тормознуть!
Читать дальше