Дарья Истомина - Леди мэр

А я уже и сама вижу — лично их превосходительство, губернатор Лазарев, в темно-оранжевом спортивном костюме, разбитых кроссовках, с потным полотенцем вокруг горла, лупит по брусчатке ровным мощным бегом, охранник на шаг сзади.

Сердце у меня ухает в пятки, потом взлетает и застревает в горле. Я делаю шаг навстречу и вскидываю руку в белой лайковой перчатке. В этот раз я вся летняя. Такой цветок душистых прерий. В льняном платье без рукавов, с миниподолом по самое «не могу». И в кремовой косыночке величиной с носовой платочек. Изображаю сдержанное радостное удивление:

— Алексей Палыч… Господин Лазарев…

Он тотчас же бросает охраннику:

— Стоп, Андрюша. Свои! Лизавета Юрьевна… Вы-то каким боком? И здесь?

Я выволакиваю из сумочки пожелтевшие от возраста трухлявые листочки с чернильными штампами и пометами.

— Да я тут… Вот… Нашла еще из материалов на моего академика… Еще времен Брежнева… Об увековечивании памяти…

— Это успеется. Завтракали?

— Нет.

— Тогда за мной!

— Не знаю… Зачем же? А что ваша жена скажет?

— Я не женат.

— Ну остальные… Близкие.

— Остальная там — одна, а она ко всему привыкла… Пошли, пошли…

— Может, на моей машине?

— Ерунда. Здесь рядом.

Я уже топаю вслед за ними, но еще успеваю услышать, как дворничиха бурчит под нос:

— Ничего себе — с жалобой. А каблучища напялила — как в театр. А причесочка-то! Фирма! Нет, не с жалобой ты. Не с жалобой.

В квартире тонко пахнет лавандой и гречишным медом. Солнце пронизывает невесомые прозрачные шторы на окнах, от чего мне становится как-то веселее.

Стены гостиной почти сплошь уставлены книжными шкафами. Между ними висит писанный маслом портрет старца весьма ученого и ироничного вида, но в генеральском мундире и с иконостасом наград, включая множество лауреатских значков, отчего он выглядит каким-то ряженым.

Я сижу за столом, накрытым к завтраку, а пожилая женщина весьма интеллигентного вида устанавливает еще один прибор для меня, посматривая из-под очков с холодным любопытством. Лазарев ее представил коротко: «Моя Ангелина».

Его Ангелине я явно поперек горла, но она церемонна, воспитанна и изображает приязнь:

— Вы, сударыня, как насчет овсянки… простите, пролетело мимо ушей… Лиза?

— Лизавета… То есть Лизавета Юрьевна. Насчет овсянки — вполне. А вы… мама?

— Тетка Ангелина Эдуардовна. Могу предложить сок, яичницу с беконом, тосты, масло, джем сливовый, чай… И конечно же мед. Мед — это наша традиция.

— Все годится. У вас просто английский стол.

— Да… Алексей всех приучил. Он у нас несколько англизирован…

Входит разгоряченный бегом Лазарев, в строгом костюме, со вкусом подобранном галстуке, причесывая влажные после душа светло-льняные волосы.

— Тетя Ангелина, извини… Я, кажется, забыл вас представить?

— Мы уже представились, Лешик. Я должна добить второй порцион яичницы… Не ожидала, что у нас будет к завтраку столь ранняя гостья.

— Это Алексей Палыч… Я буквально на минуту… Хотела…

— У меня кухонные процедуры. Извините.

Ангелина уходит. Лазарев раскладывает овсянку из кастрюльки:

— Будете?

— А почему бы и нет?

Мы пьем холодный сливовый сок и приступаем к трапезе. Я, не в силах сдержать совершенно обезьяннего любопытства, рассматриваю шкафы с фолиантами, портрет.

— На яичницу нажимайте, пока не остыла. Ангелина мне принесет.

— Спасибо… Не откажусь…

— Вы с Захаром уже встречались?

— С кем?

— Моим «вице»?

— Нет. А что, он у вас по музейным делам?

— Не совсем. Да он вам все сам растолкует. У него есть какие-то свои соображения. У нас паритет: его дела — его, мои — только мои. Но я бы вам советовал к нему прислушаться. Он мужик головастый.

— Ну и книг у вас…

— Не помещаются в кабинете. Пришлось по всем стенам растыкать. Отец оставил мне свою библиотеку, вот и таскаю за собой.

Я киваю на портрет:

— А это?

— А это он и есть… Генерал-лейтенант Лазарев Павел Николаевич. Когда-то мы с ним сильно бодались. Он всерьез учил меня читать то, что нужно.

— Да у меня дед был не лучше. У меня «Любовник леди Чаттерлей» на инглише под подушкой… а он мне Дарвина под нос.

— А мой мне фантастикой как-то по башке съездил… вот такой томина был… «Космическая полиция», кажется. Тяжелая… «Не смей забивать голову макулатурой, Алексей!»

— Помогло?

— Не очень.

— Важный дядечка. Один мундир чего стоит.

— Да мундир как раз он не очень жаловал. Когда заставили художнику позировать, он его впервые при мне из нафталина вынул. Он же у нас не из солдафонов, лампасы с погонами скорее декоративные.