Дарья Истомина - Леди мэр

Вижу я его минут через сорок. Сквозь опущенное окно зеленого «жигуля».

Возле второго от Сомова поста ГАИ.

К оконцу припаялась, отклячив задницу, девка в колготах типа «рыбачья сеть», гвардейского роста и таких же статей, в полной боевой раскраске. Чем она тут занимается, никому объяснять не надо.

У поста виден гаишник в бронежилете, с автоматом и жезлом. Но торга близ «жигуля» он как бы не замечает.

Похоже, девка приписана к посту, и они ее пасут тут. Пока я раздумываю, эта кобыла ныряет в «жигуль», и они уносятся.

Сторговались, что ли?

Я неспешно подруливаю к менту.

— Что за девка, служивый?

— Какая девка? Нету тут никаких девок. Ты давай, давай… Ехай себе дальше. Чего спрашиваешь?

— Во-первых, не «ты», а «вы». Во-вторых, я имею полное право спрашивать, потому как я представитель той самой власти, которой ты вроде бы служить обязан… — Я тычу красную книжку с гербом. — Понюхай… Вник? Чем пахнет? И не серди меня… Я и так сердитая…

— Ну, как же, как же, наслышаны. Только Сомово — это не наш участок.

— Что ему надо было?

— Да мужик уже вторую неделю мотается, у него случай такой.

— Не разрисовывай… Это я знаю. Нашел хоть что-нибудь?

— Да вроде бы что-то есть, а вроде бы и нету ничего. Это ж когда было… Правда, запись одну мы ему нарыли. Проходила тачка эта, которую он ищет, на Москву. Ночью. Напарник дежурил, не я. Нарушала скоростной режим. Ну он связался по рации с постами, на Москву которые, чтобы тормознули психов. Ну а там — ничего, не видели таких. Нет, ну разбились бы, так легче бы было, но ведь ни фига.

— Слушай, но я же эти места знаю. Там, по-моему, карьер, откуда песок возят… Волга рядом… А куда он мог поехать? С этой?

— Гы! Да он что? Не мужик, что ли? Может, уже в кустики зарулил… Дел-то…

Позже, через много дней, я уже точно разузнала, что у них там было, в «жигуле»-то…

«Дорожная», сидящая рядом с Касаткиным и покуривающая сигарету, недоуменно озиралась:

— А что это мы с шоссейки сошли и все пилим и пилим, красавчик? Может, делом займемся? У тебя какой профиль?

— В каком смысле?

— С тобой как работать? Есть губисты, есть грудисты, есть задисты, есть которые чтобы тачка на ходу, с подскоком, есть которые стоя…

— А куда нам торопиться? Поговорим?

— А… ты из этих, которые без разговоров не заводятся? Только ты учти, с разговором — дороже. Давай, тормознись тут, под дубочками.

Машина прокатывается по палой листве и останавливается.

— Без проблем. Тебя как зовут?

— А тебе без разницы… Когда как. В понедельник встану, и решаю — сёдня я Диана, во вторник — Мирей. Бывает, что и просто Розочка.

— Тут такие дела… просто Розочка… У вас тут точка такая есть, возле песчаного карьера. Кафе «Богатырь».

— А… шалман этот…

— Бывала?

— А куда денешься? Больше тут некуда. Только туда чужим ходу нету. Там крутые — дорожные бугаи, которые из вагончиков… С бульдозеров карьерных… Не люблю я их… нетактичные…

— Это я заметил. Как ни заскочишь — у них то «санитарный час», то спецобслуживание для своих. И дым коромыслом.

— Есть с чего. Они на этом песке в стройсезон еще те бабки ломят: самосвал на шоссейную отсыпку, второй дачникам, налево.

— А ты можешь меня туда протащить? С собой… Ну как бы я тебя снял… И ты полного лоха туда с собой на раскрутку затащила. На спиртное выставить, подпоить. Да там небось и комнатухи для секс-упражнений имеются. И ты там, по-моему, не раз бывала, просто Розочка.

— А ну выпусти меня! Выпусти, говорю!

— Тихо! Тихо! Боишься? Чего?

— Придурок! Ишь подъехал. Да если я туда сыскаря приведу, меня же пришьют! У них не заржавеет. Ишь, еще и форму чужую напялил.

— Я не сыскарь. У меня личное. Очень личное. У тебя дети есть?

— А ты откуда знаешь?

— Значит, есть. Сколько ей?

— Ему… Третий год… У бабки… Я еще в девятом классе залетела, а все одно решила! Ни фига! Рожу!

— Любишь?

— Чего спрашиваешь? На него и пашу.

— Ну вот и представь, что этого ребенка… у тебя… отобрали… И ты не знаешь… где он… а главное, жив ли?

— Нет… Ты меня на слезу не бери! Не выйдет. Понтярщик! Не пойду-у-у…

Минут через двадцать у них уже совсем другой разговор.

У Касаткина совершенно каменное лицо, а деваха, размазывая тушь на ресницах, всхлипывает:

— Ну говорила же я Лильке, когда они ее на разлив за стойку брали: не ходи, они же все бандиты, вляпаешься. Но там один… молодой… бухой все время… Юрка Груздев… Груздь… Как клещ вцепился. Она его больше смерти боится: у него ствол. Он ее от себя не отпускает… Втюханный…