Дарья Истомина - Леди мэр

— Господи… Какие же вы сволочи! Да мне для себя от вас ни копейки не надо! Я же для вас же, скоты… Для детей ваших поганых… Для города…

— Да мы-то при чем? Для этого в правительстве министр финансов посажен… Минфин, облфин, райфин… Со всех сторон сплошной фин-фин!

— Ну обделалась я, Прасковья Никитична, понимаешь? Мне одну долговую дыру заткнуть надо. Сегодня. Сейчас. И чтобы хлеб был… завтра… И чтобы не остановилось тут ничего… Да подавитесь вы своими бабками! Я же вам все отдам! Город отдаст! Ну в конце концов дом продам! Сад! Вам же! Жрите!

— Это не разговор, — наглеет Шкаликова. — Да еще с оскорблениями. И слышать такого не хочу.

— А ты и так ни хрена не слышишь! И не видишь ни хрена! Отгородилась от всего на свете забором в пять метров, как магараджа! Тадж-Махал себе вымахала на девять куполов! В четыре этажа, с пальмами в зимнем саду! Аллигаторов там в бассейне развела… Крокодилов!

— Какие крокодилы? Господь с тобой. Рыбоньки просто… красненькие… золотенькие… даже синенькие… Карлики японские…

— Ах японские… Ну извини, Прасковья Никитична. Микадо, значит, в гости ждешь? Только японского императора с императрицей тебе не хватает? Ну зажрались… Ну жлобы! Ну… могла бы я хоть ругаться, как дедулечка! В бога, в царя, в отечество… во весь царствующий дом… в периодическую таблицу Менделеева… в бабу-ежку и в фильтрующийся вирус… в монаха Менделя и иже с ним сущих! В девятую хромосому! В вейсманизм, морганизм и волюнтаризм! И в… дезоксирибонуклеиновую кислоту! А так… Ну что я вам могу сказать?

Все уставились на меня как на припадочную. Гоги зачарованно шевелит губами:

— Повтори. Слово красивое. Никогда не слышал. Дезо… кси… нук… А что это такое?

— Учиться надо, долдон! Предупреждаю! Вы от меня так просто не уйдете: в дверь выкинете — в окно влезу.

Нефтелысик встает, вертит бокальчик и говорит почти скучно:

— Хватит тебе, Лизавета. Мы тоже люди. Скинемся. Когда тебе нужно?

— Сейчас. Налом.

— Сколько?

…Часа в два ночи у нас в саду полыхает костер, я сижу на корточках, перебираю папки, бумаги, расписки и бросаю их в пламя. В треске валежин летят искры, в белом дыму и столбе раскаленного воздуха как черные бабочки пляшут клочки догорающей бумаги.

В воротах гаража торчат две башки — рогатая и гривастая. Им тоже интересно — что тут жгут? А может, просто огня испугались…

Агриппина Ивановна с большим неодобрением наблюдает за мной.

— Что это с тобой творится? Ты что, вино пила сегодня?

— Немного.

— Где?

— У Гоги.

— С чего?

— Сегодня я нарушила все мыслимые и немыслимые законы, Агриппина Ивановна! Потому как закон для всех должен быть только один — никто никого никогда не должен бояться.

— А зачем ты это жжешь? Это же тебе защита. Это же тебе как бы щит, это ж тебе как бы меч… От всего на свете…

— А чтобы самой не соблазниться. Пустить все это по новой в ход! Это же как болезнь, видно, других ломать… Никто и не узнает, что всего этого уже нету, а я буду знать! Я — буду.

— Чудная ты у меня, ой, чудная.

В ворота почти бесшумно проскальзывает «Волга». Она останавливается поодаль, у освещенного крыльца. Из машины выбираются Чич и Карловна. Я их весь день не видела.

Они идут на огонь.

Стоят, греют руки.

Потом Карловна говорит:

— Я имею намерение собрать свои вещи, Лиз.

— Этого ты мне можешь не объяснять.

— Я имею большую вину.

— Да брось ты! Все правильно, Карловна, все правильно.

Они уезжают на рассвете. Кузьма уже получил чемоданчик с купюрами для Беллы. Между прочим, я включила даже проценты.

Уговор дороже денег.

Кое-что еще и осталось. На прожитье. Не мне — Сомову.

Мы не прощаемся. Я сижу над пепелищем и шевелю палкой угли. Они долго смотрят на меня от крыльца, но так и не подходят.

Хоть на это ума хватило…

Лес вдоль трассы на Москву прекрасно рыж. Карловна прильнула к плечу Кузьмы.

Чичерюкин сдает влево, объезжая грязный «жигуль», возле которого о чем-то толкуют гаишник и мужик в черном плаще и беретке. Элга, вдруг резко встрепенувшись, оборачивается.

— Кузьма! Кузьма! Ты видишь этого человека?

Чич поглядывает в зеркало заднего вида:

— Ну?

— Слушай, у него случилась совершенно жуткая история… С женой и ребенком…

— Стоп!

— Что «стоп»?

— Все жуткие истории остались позади. Вычеркивай все, Карловна! Не хочу я ничего слушать. У нас с тобой все впереди. Мы будем жить долго и счастливо…

— И умрем в один день…