— Я эти деньги не прятал, — сказал он пастору Го.
— Я понимаю, — ответил пастор. Он был веселым и добродушным человеком с приятной внешностью, ямочкой на подбородке и золотым зубом, сверкавшим, когда он улыбался, то есть часто. Но в тот день пастор не улыбался. А казался обеспокоенным. — Кое-кто из общины недоволен, — осторожно сказал он. — Вчера по этому вопросу собирались дьяконы и диаконисы. Я заглянул на минуту. Слышал резкие слова.
— И что вы им сказали?
— Я ничего не мог сказать. Никто не знает, как много денег накопилось в кассе, кто сколько положил. Один говорит, пожертвовал столько-то. Другая говорит, что она — намного больше. Диаконисы за тебя горой; они понимают Хетти. А вот дьяконы — нет. — Пастор прочистил горло и понизил голос: — Ты уверен, что деньги не завалялись дома в каком-нибудь комоде?
Пиджак покачал головой.
— Сколько чахоточному постель ни меняй, все равно итог один, пастор. Меня уже воротит от этой истории. Можете плеснуть мне в рожу водой, если я не искал деньги каждый день с тех пор, как умерла Хетти. Обшарил каждый закуток. И обшарю еще, — сказал Пиджак, полный сомнений. Он обыскал все уголки квартиры, о которых только мог подумать, и ничего не нашел. Да куда ж их задевала Хетти?
Он решил найти Руфуса, своего земляка из Южной Каролины. У Руфуса всегда водились светлые мысли. Пиджак взял бутылку «7 Краун» от «Сигрэмс», которую в прошлый четверг увел в магазине Иткина по пути на выход, и направился в котельную Вотч-Хаусес, где работал Руфус. Он думал променять «Сигрэмс» на бутылку руфусовского «Конга» и в процессе выслушать мысли и советы дворника.
Руфуса — худощавого человека с шоколадной кожей — он нашел на полу котельной, где тот, в обычной синей и промасленной униформе жилхозяйства, с руками и чуть ли не с ногами погрузился внутрь огромного, мучительно ревевшего электрогенератора. К двигателю генератора вела открытая дверца, и тело Руфуса почти целиком скрылось там.
Ревел генератор так громко, что Пиджаку пришлось подойти вплотную и орать, пока Руфус не оторвал взгляд от пола и не ухмыльнулся во все золотые зубы.
— Пиджачок, — воскликнул он. Быстро настроил машину и срезал децибелы, потом извлек длинную руку из мотка торчащих изнутри проводов, чтобы пожать руку.
— Ты за что мне зла желаешь, Руфус? — нахмурился Пиджак, отступая от протянутой руки.
— А что я сделал?
— Ты же знаешь, негоже встречать друга левой рукой.
— А. Прости. — Руфус нажал на кнопку, и машина затихла до медленного ворчания. Все еще сидя с расставленными ногами, Руфус вытер правую ладонь ближайшей тряпкой и протянул. Пиджак пожал ее, довольный.
— Что у тебя там? — кивнул он на генератор. Руфус всмотрелся внутрь.
— Шалит каждую неделю, — сказал он. — Кто-то жрет провода.
— Крысы?
— Они не такие тупые. По Бруклину ходит что-то нехорошее, Пиджачок.
— Мне ли не знать, — ответил Пиджак. Залез в карман и извлек на свет непочатую бутылку «Сигрэмса». Посмотрел на алкоголь и вздохнул, решив все-таки не менять его на «Конга». Руфус нальет и так. Лучше разделить, подумал он. Вскрыл, подтянул к Руфусу ящик, присел, отпил, потом сказал:
— Тут к мистеру Иткину приходил за бухлишком мужик из наших родных краев. Сказал, что проснулся с утра и нашел в сите жены остатки желе.
— Да ладно. Она что, пекла?
— Пекла накануне вечером печенье. Он говорит, она за собой все вымыла. Оставила тарелки сушиться на ночь. И вот с утра этот тип, ее муж, входит на кухню и видит желе в сите для муки.
Руфус тихо присвистнул.
— Моджо? — спросил Пиджак.
— Кто-то его явно сглазил, — сказал Руфус. Потянулся за бутылкой и сделал глоток.
— Наверняка жена, — сказал Пиджак.
Руфус довольно сглотнул и кивнул.
— Еще переживаешь из-за Хетти?
Вместо ответа Пиджак сам протянул руку к бутылке, которую Руфус уступил. Хлебнул, проглотил и только после этого ответил:
— Мне надо возместить церковные деньги Рождественского клуба. За ними следила Хетти. Мне она никогда не говорила, куда их кладет. А теперь вся церковь из-за них караул кричит.
— И сколько там?
— Не знаю. Хетти никогда не говорила. Но немало.
Руфус усмехнулся.
— Скажи этим верующим, пусть помолятся о деньгах. Сосиску вон попроси.
Пиджак грустно покачал головой. Руфус с Сосиской не ладили. Не помогало и то, что Руфус был одним из основателей баптистской церкви Пяти Концов и ушел из нее четырнадцать лет назад. С тех пор он ногой не ступал в церковь. Сосиску же, которого сам Руфус и привлек в Пять Концов, теперь приняли в дьяконы, а дьяконом раньше был и Руфус.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу