Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

«Там стояла статуя мамы и папы! – Когда Винни-младший подрос достаточно, чтобы выучить историю наизусть, он всегда вмешивался и произносил эту реплику. – Там стояла ваша статуя!»

«Так и было. – Матильда гладила его по голове, по волосам, черным и блестящим, как у нее самой, кудрявым, как у отца. – Это знаменитая статуя из Франции. у женщины не было ноги, а у мужчины руки, совсем как у ваших мамы и папы. Я только раз на нее взглянула – и все поняла».

Здесь, если Матильда и Винни были в одной комнате, она всегда умолкала, всегда смотрела на него так же, как в тот день, со священным ужасом и откровением, взглядом, который исправлял его мир, делал его целым, наполнял таким нестерпимым желанием и надеждой, что он всегда отворачивался первым, потому что этот взгляд было почти невозможно вынести; настоящее солнце, заливавшее его мир светом.

«Я увидела эту статую, – говорила Матильда, улыбаясь своим мальчикам (Винни-младший, потом маленький Фернандо, потом Артуро, в честь деда Винни), – и поняла. Статуя? Это был знак».

Без малого через десять месяцев после того, как нежданный северо-восточный ветер пронесся в конце октября над Манхэттеном – заморозил ветки, погубил 185 величественных деревьев в Центральном парке, уничтожил почти всю осеннюю растительность в пяти районах, включая яркие хризантемы вдоль Парк-авеню и декоративную кудрявую капусту в горшках, которой обитатели Бруклина предпочитали украшать крыльцо, чтобы (непонятно с чего) произвести впечатление сельской аристократии, – родильные дома Нью-Йорка накрыл малого масштаба всплеск рождаемости. Весна сменилась летом, дни стали длиннее, влажность поползла на север и восток, медленно продвигаясь по побережью Джерси, пока не навалилась на город, как липкое нежеланное объятие, а показатели рождаемости по городу взлетели за июль почти вдвое, вынуждая врачей, медсестер, акушерок и анестезиологов выстаивать двойные смены, отменять отпуска и функционировать в режиме тотального недосыпа.

«Снегтябрята» – так их стали называть в больницах, этих Итанов, Лиамов, Изабелл и Хлой, появившихся на свет в конце июля вместо кукурузы, которой было мало: после той ранней снежной бури зима выдалась сухая, как кость, и засуха продолжилась весной и летом. Но дети уродились; волосы у них были густые и мягкие, как кукурузные рыльца, их новенькие тела распускались, открывая крошечные цепкие пальчики на руках и поджатые пальцы ног, на вид такие же сладкие, как только что очищенный кукурузный початок.

У Стефани уже пару недель шли предродовые схватки, но она пять дней как перехаживала, а ребенок и не думал рождаться. Она перестала ходить на работу, предпочитая урывками провести за компьютером несколько часов, прежде чем лечь подремать днем. Ей все обрыдло. Она была готова. Ей обрыдла ее готовность. Томми внизу стучал молотком. Стефани до сих пор поверить не могла, как он переменился, когда та нелепая вещь покинула его квартиру. В тот день, когда Томми потерял сознание на крыльце, врачи «Скорой» сказали, что с ним ничего страшного. Истощен и обезвожен, но ничего страшного. А когда они его наконец завели в дом и она увидела статую, она сама чуть в обморок не упала. Она все знала про воровство на Граунд-Зиро, потому что один из ее клиентов написал целую книгу про раскопки на развалинах, а сейчас освещал строительство Башни Свободы.

Если оставить в стороне вопросы логистики, вывезти статую оказалось до смешного просто. Стефани попросила о помощи старого друга Уилла: она знала, что может ему доверять, он защитит Томми. Грузовой фургон напрокат, ночная выгрузка возле пункта сбора, организованного для тех, кто хотел пожертвовать какие-то предметы, связанные с 11 сентября. Статуя вернулась на свое законное место, и Томми с новыми силами занялся своим жильем, взявшись в одиночку ремонтировать весь первый этаж. Получалось замечательно.

Пять лишних дней. Стефани поспала, заново сложила детские одеяльца в новенькой кроватке в миленькой новой детской. Стоял июльский палящий зной, днем было слишком скверно, чтобы что-то делать, разве что сидеть в гостиной под кондиционером, смотреть реалити-шоу по телевизору и выползать за квартал купить перед ужином безбожно дорогое джелато. Стоя у соседского крыльца и равнодушно перебирая стопку книг, выложенных на отдачу, Стефани почувствовала, будто где-то глубоко внутри ее лопнул воздушный шарик. Потом по ногам предательски потекло, а следом пришла долгая стучащая боль, оказавшаяся куда продолжительней и тяжелее, чем предварительные схватки, которые у нее уже были. Стефани одной рукой оперлась на каменную соседскую балюстраду и сделала глубокий вдох. Она чувствовала, как пот стекает у нее сзади по шее и между ставших болезненными грудей. Она закрыла глаза; солнце жгло ей лицо, плечи и руки, персиковое мороженое в другой руке текло по ее ладони и запястью. Ей хотелось запомнить это мгновение. Она посмотрела на мокрое пятно на асфальте и подумала: «Это “ до ” ». Струйки на внутренней стороне бедер, пухнущая в спине боль – все это открывало ей путь в совершенно новое место, в « после ». Она была готова.