И еще я Тебе кое-что хочу сказать: я перестала понимать суть очищения, потому что больше не понимаю сути греха. Мы были всего лишь детьми в Хорбице, невинными, как козы и курицы вокруг нас. Как можно судить детей без меры милосердия? Топить нас во мраке смертной тени? Волочить нас из одного воплощения в другое, как падаль?.. А где же тогда были наши родители? Накажи их! Маму нашу накажи, которая не уследила за нами, папу, что подначивал нас, когда все стали швыряться камнями, накажи всех взрослых, которые были вокруг, – евреев и гоев! Ведь Павел погиб в ходе празднества, на котором мы стремились восславить имя Твое!
Ты, возвращающий души в истлевшие тела, почему бы Тебе не воплотить нас в гоев? Нам тесно среди евреев, которые все так и так взывают к Тебе, когда им больно, и умоляют о помощи. Дай мне стать мусульманкой в мусульманской стране или христианкой – в христианской, ибо избранный народ Твой скитается от чужбины к чужбине, и он а́сфаль аль-сафли́н , самый униженный из всех униженных.
И кстати, сообщаю Тебе, если Ты снова вернешь его мне женатым обманщиком, с оравой чужих детей, и он снова будет у меня пропадать и уплывать от меня за тридевять земель, клянусь Тебе Твоим же именем, Господи, я опять его убью. Не задумываясь. Заколю, отравлю, утоплю, сожгу, заморожу, придушу, настрогаю на мелкие кусочки. Как по мне, можешь сразу отправить меня в ад! Что может быть хуже того, что у меня тут было в этом воплощении? Да пусть меня повесят за груди, как в той венецианской книге, пусть заберет меня Самаэль из кошмаров Лейзера, благословенной памяти! Мне все равно. Справедливого суда – вот чего я требую! Праведного суда!
Йа мулана , Господи Боже наш, помилуй нас, о Бог, преисполненный милосердия. Ведь длань Твоя на всем. И длань Твоя – моя рука. Длань Твоя – та самая моя рука, что бросила камень, та же рука, что подмешала яд в чай моего любимого. Так возьми же ее, возьми эту руку и помоги мне… Нет у меня сил вонзить ножницы себе в сердце, нет их и на то, чтобы встать и выпить чай из моего стакана. Дабы загасить свечу моей жизни, Тебе придется послать ко мне соседей, и стражу, и палачей. Ибо у меня сил уже не осталось.
И последнее, Господи, прости Ты меня, Ты, все видящий с небес, сделай мне одолжение, взгляни-ка на минутку на голову Гавриэля, что скажешь, с этой стороны вышло покороче или мне кажется?
Души дорогие, голову Джимуль отрубили с восходом солнца. Тело ее, надо полагать, похоронено не было, а было брошено на растерзание хищным птицам, Гавриэль же, конечно, упокоился в “доме жизни” в Фесе, и, если вам когда-нибудь случится там побывать, можете пасть ниц на его могилу или хотя бы зажечь поминальную свечу, пусть речь и не идет о праведнике, а вовсе даже наоборот.
Сколько нами уже пройдено, а, души? А знаете, чего мы еще не делали вместе? Не молчали. Может, помолчим немного? Да, помолчим. Особенно с учетом того, что моя следующая реинкарнация преисполнена безмолвия. Я в ней и слова не вымолвил, жизнью клянусь.
Я тоже хочу кое-что сказать. И скажу. Прямо сейчас и скажу, только вот отдышусь немного.
Прежде я вас просила уйти из книги, и знаете что? Я рада, что вы меня не послушались. А то бы и не узнали, кто таков Гриша на самом деле. Я и сама только теперь понимаю, что тогда у него на сердце было. Я то времечко отлично помню.
Когда Грише исполнилось двадцать семь, мы с ним переехали в Яфо, тут мы и по сей день живем. Вот потому Гриша и пишет, что он живет в арабской стране. В первое же утро нас разбудил голос муэдзина, запевшего “Аллах акбар”, в окно доносился сильный запах домашней еды, но не нашей домашней еды. Через несколько часов в дверь постучали наши соседи, Рани́н и Фа́ди, сказали “добро пожаловать”, принесли нам пахла́вы. Я первый раз ее попробовала, деликатес. Фади спрашивает Гришу: “Как тебя зовут?” А Гриша говорит: “Гриша”. И у меня целый день улыбка с лица не сходила, потому что раньше он отвечал “Гершон”.
Я думала, все, нет больше Гершона, Гриша мой возвратился ко мне. Гриша и вправду вернулся к жизни, посуду мыл, мусор выносил, за компьютером сидел. Не то чтобы мы не орали друг на друга, орали, конечно, но я была уверена, что самый тяжелый Гришин период остался позади.
Пусть мы и не самые социально активные в доме, но когда праздник какой-нибудь, Рамадан, к примеру, мы заходим к Ранин и Фади поздравить их. У них большая семья: шесть дочерей и сын, тот как принц просто. Недавно был скандал с Амаль, младшенькой их, – Фади застал ее с подружкой с сигаретами на крыше нашего дома. Как же он орал. А я себе думала: ну-ну, мне б такие проблемы с Гришей.
Читать дальше