Гейле испуганно взвизгнула. Когда же торговец сушеными фруктами двинулся дальше своей дорогой, оба рассмеялись. Гедалья с трудом удерживался от того, чтобы не разглядывать ее фигуру, так похожую на грушу. До сих пор он полагал, что совершенная женская красота высечена в формах узкобедрой мраморной женщины с аккуратным вздернутым носом и острой грудью, точно очерченными зубилом ваятеля. Однако пока разум занят философствованиями, тело успевает постичь неоспоримую реальность. Гейле выпростала прядь волос, собранных в узел, накрутила ее на палец и словно непроизвольно сунула кончик в рот.
Души дорогие, не судите меня строго, если я немного задержусь на этом движении. А ведь верно: кто сказал, что праматерь наша Ева не накручивала так волосы на палец и не жевала их кончик? Женщины, они и есть женщины. Но это движение девушки втолкнуло Гитл в коридор памяти Гедальи. Много лет он ожидал намека из того мира, знака, доказывавшего бы, что все это – не горячечное наваждение. Он узнал ее сразу, эту жующую волосы худышку, как будто они никогда и не расставались. Но сколько времени минуло с тех пор, когда это происходило… Боже, сколько времени!
Гитл-Зисл, взмолился он, можешь вернуться ко мне попозже? Ну же, девочка, прекрати смотреть на меня так, если ты в раю с мамой и папой, скажи им, что я сдался, покорился, скажи, что меня теперь зовут Гедалья, что я с трудом могу что-нибудь вспомнить. Весь мой разум забит шишками. Я не усердствую с благословением на еду, не всегда совершаю омовение рук перед трапезой, порой я пропускаю молитвы. Нет, не говори им, ты все равно не поймешь всего этого, Гитл, ты навеки останешься семилетней девочкой, скажи им только, чтобы помолились о спасении моей души, и, если сможешь, возвращайся ко мне как-нибудь потом, в другой раз, хорошо? Приходи завтра, ладно, Гителе?
И она исчезла, его маленькая послушная сестренка. Понятливая девочка.
– Что-то случилось? – спросила Гейле, вынимая изо рта прядку и оставив на щеке поблескивающую полоску слюны.
– Что? Нет-нет.
Гедалья сосредоточил взгляд на свинцовых буквах, выстроившихся на деревянной доске и на листе бумаги под ними. Мир перевернулся? Нет, просто буквы на печатной доске расположены в зеркальном отображении. Гейле протянула руку, чтобы поправить непокорную букву, и задравшийся рукав обнажил красные рубцы на ее правом запястье. Гедалья зачарованно уставился на странные шрамы, и тогда…
Он снова висел на дереве. Девятилетний мальчик между небом и землей. В течение одного краткого, но прекрасного мгновенья я верил, что благодаря своей хитрости и смекалке спасу сестру и – быть может – всю Хорбицу. Но мгновенье это закончилось, когда я понял, что все ушли, все, кроме пса с приплюснутой мордой, лай которого становился все более свирепым. Перепуганная Гитл выскочила из своего укрытия и бросилась вглубь леса. Пес погнался за ней. Я раскачался назад, чтобы закинуть ногу на сук, с которого спрыгнул, однако петля вдруг затянулась у меня на шее. Я успел издать лишь один-единственный звук “Ги…” – последний звук, слетевший с моих уст.
Но, трепыхаясь в петле, я успел увидеть, как пес настигает убегающую Гитл. Она попыталась ударить его подобранной палкой. Пес прыгнул и сомкнул челюсти на правом запястье Гитл. Она закричала. Точно тряпичную куклу, пес поволок ее по подстилке из хвои, Гитл уже не сопротивлялась. Черный зверь терзал ее хрупкое тело, кусая то тут, то там, потом лапами забросал ее землей и потрусил прочь.
Только неисправимый грешник, переродившийся в тело собаки, может быть настолько жесток, только человек может вести себя с такой звериной свирепостью. Но за что? В чем согрешили мы с Гитл, за что все это выпало на нашу долю?
– Ты слышишь нас, Гедалья? – прорвался голос Меира.
– Я ничего ему не сделала, папа. Он вдруг упал, сам по себе. С ним все будет хорошо? Он не дышит!
– Он дышит.
– Нет, не дышит!
– Говорят тебе, дышит. Хватит реветь!
– Освободите вокруг него место, что вы столпились…
– Глядите, приходит в себя. Принесите воды.
– Жарко сегодня. Человек с такой комплекцией…
– Главное, все хорошо закончилось. Пусть произнесет благословение “Ха-Гомель”! [59]
– Гедалья, ты меня слышишь? Повторяй за мной: “Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь мира, воздающий виновным добром; воздавший мне…” Гедалья, скажи хотя бы “воздавший мне”.
– Воздавший мне… – пролепетал Гедалья.
– Амен. Тот, кто воздал тебе всем добром, Он воздаст тебе всем добром, да будет так!
Читать дальше