Дмитрий Глуховский - Текст

Только потом достал мобильный.

Шесть звонков от Нины пропущено. И сообщения в Вотсаппе – кипой. Обреченно открыл. «Это ты был?!», «Почему ты убежал?!», «Поговори со мной!», «Пожалуйста!», «Я прочла твое письмо», «Ты боялся зайти?», «Зачем ты приехал?», «Куда ты исчез?!»

Перед глазами чернила в воде разливались, пачкали мир: зачем ты это сделал, скотина, мудло ты жалкое, мразь, зачем ты это с ней сделал, ты это для себя сделал, отчиститься чтобы, волю он исполнял, ты ей не помешаешь, ты в ней перо проворачиваешь, она только мучиться больше будет, а все равно пойдет на кресло, а ребенок на помойку.

Ехал в неверном направлении в синем аквариуме, уткнувшись в телефон, как все. Руки свело, пальцы судорогой, ждал и боялся новых от Нины сообщений. Думал опять упрятать мобильный подальше. А потом сказал себе: нет.

Набрал месседж: «Вызвали срочно». Подождал. И сказал правду.

«Не смог смотреть тебе в глаза».

Нина замолчала.

И Илья замолк.

За заляпанными окнами плыли громадные трубы ТЭЦ – серые бетонные конусы-котлы с основанием толщиной в стадион, жерла раскрашены в шашечку; над ними поднимались и упирались в потолок жирные рукодельные облака, которых никакой ветер порвать не мог. Вроде бы тепло в Москве делали из газа. Но Илье казалось, что в эти котлы что-то мясное должны были кидать, потому что из прозрачного бесплотного газа такого наваристого дыма выходить не могло.

Доехал до какого-то окраинного метро, пересел.

На часах было без четверти одиннадцать. Он успевал еще, все еще успевал на Кутузовский, успокаивал его телефон. Доехать до Кольцевой, там пересадку, по кольцу до синей ветки, по ней до станции «Кутузовская» – и оттуда пешком. За десять минут до времени будет там: так поисковик рассчитал.

После третьей станции в кармане опять ожило.

Определился номер: Беляев Антон Константинович. Один, кажется, из тех людей, кто Хазину никогда не писал. От такого буквами не отстреляться. Илья подумал пару секунд, решил рискнуть. Поезд только съехал со станции, вагон громыхал через черноту. В туннельном грохоте голос обезличивается. Лучше сразу сфальшивить, чем на потом откладывать: отвечать придется все равно. Нажал кнопку. Постарался как Петя.

– Да, Антон Константинович.

– Хазин, тебя где черти носят?

– Я в метро.

– Слышу, что в метро! Почему не на работе?

Илья свел свои старые ответы вместе, стал выбирать. Про отравление глупо, раз в метро. Про внедрение тоже не выйдет.

– Что?

– Почему не на работе, одиннадцать часов!

– У меня девушка в больницу попала, Антон Константинович. Еду туда.

– Девушка? А почему не предупредил? Почему на метро?!

– Только узнал. Восемьдесят первая городская. Пробки же.

– Что с ней случилось?

– Не могу дозвониться, не понимаю!

– Господи, Хазин! Ну что ты за человек?! Вечно у тебя то понос, то золотуха! Ладно, занимайся своей девушкой сегодня! Но отгул спишем!

– Так точно!

Состав завыл, замедляясь, и через десять секунд вкатились в распахнувшуюся тишину. Илья вытер пот со лба, с висков. Сколько же у Хазина начальников? Был раньше только Денис Сергеевич, а теперь и этот еще требует отчета. Кто из них под кем? Кто что знает? Теперь и Денису Сергеевичу надо вместо отравления девушку в больнице подсовывать?

Поверил этот Антон Илье? Поверил, кажется. А узнал в нем Хазина? Вроде, узнал. Жаль, в вагоне жить нельзя. Перевел дух.

Прости, Нина, что тобой прикрываюсь.

Послушал в памяти, как она кричит в ватном коридоре: «Петя! Ты здесь?!» Екнуло.

На следующей станции дали на секунду интернет, Илья поискал в новостях Трехгорную мануфактуру и тело. Понедельник все же: рабочие вернутся в этот подъезд, на лобное место. Начнут грызть дому нутро, зажгут лампы, будут звонить сапогами в люк, который у Пети Хазина над головой.

Может, уже нашли?

Оракул в туннеле зевнул, а на следующей станции Илью утешил: не ссы, арестант, твой жмур лежит спокойно, не шевелится. Бог зэка из скуки дает тебе еще немного свободы.

А что же матери говорить? Может, прямо сейчас позвонить ей, из поезда, из железного перестука и туннельного воя?

Ну, я сгонял в больницу, мать. Да ничего с ней такого.

В девять ему говорили, операция через два часа. Это прямо сейчас, значит, делают? Поэтому Нина пропала? Или ее успокоительными пришибло?

Тут стало пора выдавливаться с потоком из тюбика-вагона, вязко течь вместе со всей людской пастой в переход и на Кольцевую.

Не успел позвонить. И на Кольцевой не успел. Оттягивал, но знал: вот сейчас там, на другой стороне радиоволн, копится тревога. Петина мать ерзает, берет в руки телефон, откладывает.