Дмитрий Глуховский - Текст

Решился: бежать.

Достал телефон.

Открыл ящик. Недописанное Петино письмо лежало с самого верха. Он открыл его. Пополз, спотыкаясь, по строчкам.

«Нин, я не знаю, как об этом с тобой в глаза разговаривать……мне страшно об этом думать, о том, как изменится моя и твоя жизнь……Как будто теперь уже все за меня решили……мое будущее все уже известно наперед, все расписано……Про то, что страшно сделать ошибку, и что нельзя вернуться назад… А тебе нет?……я это письмо начал писать, чтобы отговорить тебя……Но потом ведь как-то они справляются. Значит, изменяются, но становятся счастливее……пускай они нас изменят, дети…

В общем, Нин»

Перечитал еще раз, загипнотизированный.

Как загипнотизированный, положил большой палец на пробел за Нининым именем. Подумал: вот так Хазин на этом самом пробеле держал палец, на этом самом экране, выбирал следующее слово. Не выбрал, решил отложить.

На экране мерцала тоненькая синяя черточка: из нее родились буквы. Илья, как будто в первый раз видел это чудо, соскользнул подушкой пальца в экранный подпол, где лежал алфавит. Притронулся к букве «Т» – и она возникла из синей черточки, а сама черточка передвинулась чуть вперед, зовя Илью за собой – дальше, вперед.

Он осторожно прикоснулся к букве «Ы».

К пробелу.

«Ты потрясающая».

Точка.

«И я тебя люблю». Точка.

Посмотрел на эти странные чужие слова. Стер их.

Написал заново.

В коридоре стояла тишина. Потом сказали: «Пойди Левковской успокоительное дай перед оперрацией, я к главвррачу в тот корпус отойду пока». Чавкнул железным лифт.

И Илья нажал синюю стрелочку в верхнем углу экрана: отправить.

И все – улетело.

Вот тут бросило в жар. Он вскочил, чтобы испариться, но в телефоне тренькнуло. Илью схватили за трубочки, на которых сердце висело, и дернули вниз. Заглянул в экран: сообщение.

В Телеграм. От Магомеда-Дворника.

Ничего не понимая, кликнул, попал в мессенджер. Там было: «Здарова товарищ милицанер! В четверг готов будеш?»

Илья потряс головой, сбросил морок. Настучал: «Буду готов. Где и во сколько?»

Магомед не спешил отвечать, Илья не торопил его, боялся спугнуть. Прошаркал кто-то по больничному коридору тапками. Наконец получил смешливое: «Эээ брат! Откуда знаю! Пожже решим!»

Ладно, Мага. Позже, но не позже четверга: «Ок».

Все. Все. Закрыл. Сунул мобильник в карман. Выдохнул. Двинул к лифту.

И тут заиграло оттуда, из кармана: известное. Кастаньеты, барабаны, гитара. Завел придавленно испанец: «Soy el fuego que arde tu piel…» Илья достал его на свободу, и он запел в полный голос:

Звонила Нина.

Илью парализовало прямо на выходе из отделения; у лифтов никого не было, только дым медленный остался от посеревших женщин; коридор был раньше набит тишиной, как ватой – а теперь, от испанских слов и от гитарных рифов, эта вата намокала быстро, как будто приложенная к глубокой ране, из которой не могла все вобрать.

Он смотрел на экран, как идиот, телефон вздрагивал в такт усталому и захлебывающемуся сердцу, испанец горланил:

Совсем рядом что-то щелкнуло.

И девчачий голос крикнул.

– Петя! Ты здесь? Ты где?!

Нина?! Услышала звонок!

Илья ошпарился, отскочил к лифтам, к лестнице, рванул на себя ручку, прыгнул через три ступени, еще через три, еще, вниз, вниз, вниз, со всех ног, затыкая на бегу телефон, горя-перегорая, в судороге вспоминая, на какую сторону выходят окна, куда ему из подъезда бежать, чтобы Нина его, чужого, убийцу, не увидела.

Успел сообразить: надо от подъезда сразу к торцу, в тупике с щучьими хвостами окон не было. И от торца здания уже спиной, шажком – к забору, к воротам. Мало ли кто ходит по территории. Окликни его – обернется: никакого Петра Хазина я не видел, не знаком.

Шел медленно, а мотор стучал так, будто километр с места пробежал. Телефон в куртке отжужжал раз, принялся заново. Прости, Нин, я сейчас занят. Я сейчас не могу говорить.

Я просто волю его исполнил. Дальше давай сама.

Дальше сама.

Притворился невидимкой для охраны на КПП, потом не выдержал, сиганул к далекой остановке: подъезжал новый синий автобус со слишком большими для России окнами. Илья дотянулся до отправления, заскочил. Три остановки пытался отдышаться, одуматься. Только потом стало интересно, куда едет.